…Елизаров ошибался. Ее фобия никуда не делась, не уменьшилась ни на йоту. Если бы только мгновение… Если бы полковник убрал руку, Ева бы сумела справиться и с паникой, и с нахлынувшей волной боли. Но он держал и не отпускал… И Ева чувствовала, как ее тело прошивают тысячи невидимых огненных нитей, как прорывают кожу острые шипы, как она теряет человеческий облик и превращается в обезумевшее от страха существо. Окружающий мир начал медленно сворачиваться, превращаясь в узкую черную трубу. И внутренности тоже начали сворачиваться следом…

– Подождите, Кирилл Сергеевич… – Голос доносился до нее с того края черной трубы. – Да уберите вы руку! Куда она от вас денется?!

Никуда… И черной воронки никуда не деться. И шипы уже не спрячутся обратно, и огненные нити не погаснут.

– Эй, хвостатая! – Голос Елизарова прорывался к ней через пустоту и черноту, держал на плаву. – Все хорошо. Открой глаза.

– …Что это с ней?..

– …Она эпилептичка, что ли?!

– …Тетя Люся, принесите быстрее воды!

Это были другие голоса, но Ева держалась только за голос Елизарова. Может, еще не поздно? Может, у нее получится?

Получилось. Сначала сделать вдох, потом и открыть глаза.

– Вот, пей! – Елизаров, который сейчас стоял между ней и полковником Бойцовым, протягивал ей запотевший стакан воды. – Большими глотками и до дна. Давай!

– Не надо! – Ева замотала головой, отталкивая руку со стаканом. – Все хорошо.

Не хорошо, но уже терпимо. И шипы попрятались, даже крови на коже не осталось. Даже следов от ожогов… Она жива и в сознании. Чего еще желать?..

– Балаган… – проворчал полковник Бойцов. – Цирк дю Солей! Я же только дотронулся…

– Не надо до нее дотрагиваться. – Елизаров по-прежнему стоял между полковником и Евой, говорил так тихо, что слышать его могли только они вдвоем. – Она не терпит прикосновений. У нее такая фобия.

Никто не должен верить в какую-то там мифическую фобию! Особенно полковник полиции! Но Кирилл Сергеевич неожиданно кивнул, сказал приглушенным басом:

– Значит, идешь сама. И никаких мне фокусов!

– Я с ней. – Елизаров не сдвинулся с места.

– Возможно, придет и твой черед. – Полковник недобро сощурился. – К тебе у меня тоже есть вопросы, товарищ корреспондент, – добавил многозначительно. – А сейчас я имею вопросы к ней. Очень много вопросов.

– Вы ее надолго?

– Я же сказал, до выяснения обстоятельств.

– Значит, ночь она проведет в КПЗ?

– Ты меня плохо слышал, парень?! У меня к ней очень много вопросов. Дай бог, чтобы до утра управились.

– Хорошо. – Елизаров неожиданно отступил. – Вопросы так вопросы! Вы только, Кирилл Сергеевич, проследите, чтобы ее руками никто не трогал. Боюсь, ее адвокат может расценить это как проявление давления на свидетеля.

– На подозреваемого, – отрезал полковник Бойцов и велел: – На выход, гражданочка!

Ей бы испугаться и КПЗ, и предстоящего допроса. А еще того, что полковник назвал ее подозреваемой, а она думала лишь об одном, что Елизаров отвернулся от нее, оставил один на один с системой. От нее отвернулся единственный человек в этом чертовом городе, на которого она могла положиться. Или думала, что может положиться.

К выходу шли в гробовой тишине, которую нарушало лишь гулкое эхо шагов да раздраженное сопение полковника Бойцова.

– Ева, может быть, нужно кому-то позвонить? – спросила Амалия упавшим голосом.

Ева замерла, обернулась, сказала вежливо и отстраненно:

– Спасибо, не нужно никому звонить. Я сама разберусь.

Возле патрульной машины полковник Бойцов остановился, внимательно посмотрел сначала на Еву, потом на полицейских и велел:

– На переднее сиденье! И чтобы мне без фокусов!

Хорошо, что на переднее. Потому что в тесноте заднего сиденья она бы не выжила, а так есть надежда.

Всю дорогу до Чернокаменска молчали. Полковник заговорил, лишь когда они оказались на месте.

– Ну что, вы готовы?

– К чему? – спросила Ева, выбираясь из салона.

– К чистосердечному признанию.

Она не была готова, поэтому ничего не ответила, лишь пожала плечами.

– Глупо! – Полковник вытер вспотевшее лицо. – Ладно, время у нас еще есть. И доказательства, – добавил многозначительно.

С доказательств он и начал, стоило только им с Евой остаться наедине.

– Мы сейчас с тобой, красавица, поговорим без протокола. Так сказать, по-свойски. А уж потом ты сама решишь, насколько все серьезно. Смотри! – Он положил перед Евой планшет. – Внимательно смотри и хорошенько подумай, прежде чем ответить.

Ева смотрела. Запись была любительская, сделанная скорее всего на камеру мобильного телефона, но качества съемки хватало, чтобы разглядеть, как она выходит из подъезда дома Марка Витальевича, как испуганно озирается по сторонам, а потом поспешно покидает место преступления…

– Прислали на электронную почту. Анонимно, – пояснил полковник Бойцов. – Узнаешь себя?

Ева молча кивнула. Бессмысленно отрицать очевидное.

– Он был мертв, – сказала очень тихо. – Когда я пришла, он уже был мертв.

– Проверим. – Кирилл Сергеевич буравил ее тяжелым взглядом. – А пока расскажи, что ты делала в квартире гражданина Атласа. Ты ведь была в его квартире, не отпирайся. На дверном косяке остались отпечатки. Как думаешь, твои там есть?

Отпечатки есть. Она старалась ничего не трогать руками в квартире, но про дверь не подумала. Да и кто же знал, что ждет ее за дверью той квартиры?..

– Он назначил мне встречу.

– Кто? Марк Атлас?

– Да. Больше месяца мы вели с ним переписку, вы можете проверить его электронную почту. Или мою. Мы должны были встретиться в тот день.

– Зачем?

А вот сейчас нужно очень хорошо подумать, прежде чем ответить, постараться вспомнить все, что было в их переписке.

– Марк Витальевич обещал мне одну вещь. Он собирался передать мне ее при личной встрече. – Полуправда – это ведь не совсем ложь.

– Какую вещь?

– Ювелирное украшение. Он сделал его специально для меня.

– Дорогое украшение?

– Для меня бесценное. – И снова ведь не соврала. – Я предлагала за это украшение деньги, но Марк Витальевич отказался, сказал, что это будет его мне подарок.

– И ты приехала к нему домой, чтобы забрать подарок?

– Да.

– Что было дальше?

– Дверь его квартиры оказалась не заперта. Я сначала постучала, а потом вошла внутрь. Марка Витальевича я нашла в его кабинете. К тому времени он уже был мертв.