маг чуть улыбнулся и, приложив палец к губам, кивнул на мужчину у алтаря. Его глаза были затуманены той же усталостью, но в них светилось тихое счастье, которого бальзамировщик никогда у этого существа не видел.

И это же тихое счастье, наполнявшее сейчас пространство внутреннего святилища, ощущал сам Перкау. Невольно он вспомнил отрывок из древнего гимна, расшифрованного им недавно здесь, в этих стенах.

«Небеса ликуют.

Земля наполняется жизнью.

Сатех радуется….»

Всё было правильно, на своих местах. И Владыка Первородного Огня с радостью принимал их в Своей обители, оживлённой и благословлённой их присутствием.

Сколько вопросов хотелось задать, сколько нужных слов сказать!.. Но это могло подождать. Сейчас было важнее иное – тишина и принятие.

Перкау прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям, покачиваясь на волнах транса между сном и явью. Ему виделись тени жрецов, давным-давно нёсших здесь свою службу, и Серкат была среди них. Иногда чудились чьи-то шаги совсем рядом и таяли в мягком сумраке. А потом, незаметно для себя, он уснул.

* * *

Проснулся Перкау от того, что стало тяжело дышать. К тому же, кто-то сосредоточенно вылизывал ему нос. Открыв глаза, он обнаружил щенка ша, примостившегося у него на груди. Ещё парочка виляла хвостами рядом. Жаровни у алтаря едва тлели. В святилище жрец остался один.

Бальзамировщик аккуратно снял с себя щенка и сел. Одеревеневшие мышцы отозвались на это простое движение недовольством, словно вчера он в одиночку таскал каменные блоки для постройки новых верхних террас. Перкау потёр лицо ладонью, прогоняя остатки сна – не привиделось ли? Нет, Хэфер точно был здесь! Колдун привёл его в храм! Но где теперь были они оба? И сколько времени вообще прошло? Судя по огню в жаровнях – несколько часов, но ведь огонь мог кто-то поддерживать. Запах благовоний стал совсем приглушённым.

– Знаете, где остальные? – спросил он у щенков, не особо надеясь, что те поймут.

Но маленькие чудовища встрепенулись и припустили к алтарю. Там, под наосом, было логово, где они родились – Перкау помнил это по рассказам Колдуна, хотя сам туда никогда не заглядывал. Бальзамировщик только и успел, что подняться и хлебнуть воды из заботливо оставленного кем-то кувшина, когда из-под наоса раздался недовольный стон, перемежавшийся потявкиваньем маленьких ша. Перкау подошёл к алтарю, поклонился Сатеху, приложив ладонь к сердцу, и нерешительно заглянул под наос.

– Я буду спать, даже если начнётся война, – ворчливо заявил Колдун, не вылезая оттуда. – А тебя ждёт наш Владыка. Его комната рядом с твоей. Теперь брысь отсюда… все… – последнее слово потонуло в зевке.

– Спасибо, – улыбнулся Перкау. – Спасибо за всё…

Он подхватил кувшин и покинул святилище, быстро умылся, убедившись, что кто-то успел обработать его порезы и ушибы. В горячке боя он и не осознавал, сколько раз кинжал Таэху достиг цели, но раны остались неглубокие. В обычном своём состоянии Перкау не сумел бы и от одного такого удара увернуться.

Вместо схенти он натянул тунику – не хотелось привлекать внимание Хэфера к последствиям пыток – и поспешил в кладовую, взять еды для них обоих, ведь вряд ли царевич успел толком поесть. Надо было бы, наверное, и женщину проведать, но это могло подождать.

Маленькие ша потявкивали, прыгали вокруг и скорее мешали, чем помогали, но тоже очень хотели поучаствовать. Самки не было видно – наверное, держалась рядом с супругом.

Перкау знал, о какой комнате говорил Колдун. Маг готовил всё к прибытию царевича заранее. Эта комната была самой просторной, с добротным ложем, застеленным неизменно чистыми полотнами из лучшего льна, с деревянным сундуком для вещей, украшенным искусной резьбой, столом, инкрустированным синим перламутром, и небольшим личным алтарём. Здесь всегда было тщательно убрано, и в целом, казалось, комнаты не коснулось общее запустение. Может быть, раньше в ней жила Серкат? Перкау не спрашивал. Но Колдун вообще следил за жилой частью храма, как и за святилищем. В конце концов, обитал он здесь уже не один год.

Дверь оказалась приоткрыта. Перкау остановился рядом, сделал несколько вдохов, унимая волнение, и постучал.

– Входи, – тихо отозвались изнутри.

Бальзамировщик открыл и замер на пороге, до конца так и не веря своим глазам, не в силах ни двинуться, ни сказать хоть слово от переполнявших его чувств.

В углу у самого ложа на циновках лежал самец ша с забинтованным брюхом. Самка устроилась рядом с ним, положив морду ближе к его, оберегая, делясь своей силой. Хэфер, сидевший на ложе, с улыбкой поднялся навстречу Перкау.

Взгляд жреца скользил по царевичу, отмечая, как окрепло тело, как посуровело лицо, знакомое и вместе с тем словно чужое. И эти глаза, мерцавшие красным золотом… Но взгляд был тёплым, а улыбка – искренней. Хэфер быстро сократил расстояние между ними, подхватил поднос из рук Перкау и отставил прочь.

– Здравствуй, мой верный друг, – тихо проговорил он, обнимая бальзамировщика. – Слава Богам, мы всё же встретились на этом Берегу.

Жар его Силы, даже приглушённый сейчас, Перкау чувствовал остро, когда крепко обнял царевича в ответ, уже не чая увидеть живым и здоровым, и украдкой смахнул скупые слёзы.

– Здесь вроде есть подземные источники, – сказал Хэфер, когда они расположились на циновках, чтобы поесть. – Отведёшь меня к ним? Моё путешествие было… долгим.

– Конечно, – кивнул Перкау. – Расскажешь, что произошло?..

Хэфер вздохнул, быстро прожевал немного сушёного мяса, запив прохладным пивом, и покрутил следующий тёмный ломтик между пальцами.

– Начнём с малого, и вместе с тем того, что не терпит отлагательств, – проговорил он. – Тело Таэху мы перенесли в пещеры под храмом. И среди нас ты – единственный бальзамировщик.

Перкау невольно поперхнулся сухой лепёшкой. Мысли о Таэху его разум милосердно отставлял прочь. Но оставлять дознавателя без погребения было нельзя. Это противоречило законам Богов и самой сути бытия бальзамировщиком.

– Я займусь им, – решительно сказал жрец.

– Я помогу, – отозвался Хэфер и вернулся к трапезе.

Он ел быстро, скорее насыщая тело из необходимости, чем действительно получая удовольствие от еды, а когда насытился, то продолжил:

– Мы вернулись в храм, обессиленные, и не успели к началу вашей схватки. Ша, – Хэфер кивнул на самца, – умирал. Птицы Аусетаар напали на самку – несколько мертвы. В итоге священные звери не вмешались в ваш бой – не успели, занятые друг другом. Прежде чем… – он вопросительно посмотрел на бальзамировщика.

– Я убил его, – обречённо признался Перкау, вспоминая милосердно потускневшие в памяти детали. – Я не хотел делать этого… но сделал.

Хэфер чуть подался вперёд и коснулся его плеча.

– Ты защищал себя.