Зима 1942/43 года предвещала начало безумного и воодушевляющего времени. Многие в гетто в конце осени были настроены на вооруженное сопротивление262. Девочки-подростки проносили в гетто динамит и оружие, а в потайных комнатах изготавливали «коктейли Молотова». На крышах бойцы оборудовали укрепленные оборонительные позиции. Зима, как и всегда в Варшаве, была суровой, и в течение всей осени по городу ходили слухи, что близится что-то страшное. Никто не сомневался, что немцы в конце концов захотят убить их всех, и молодые люди были настроены сражаться.

18 января 1943 года стало понятно, что опасения были не напрасны. В этот день немцы, как и ожидалось, начали новую массовую депортацию из так называемого дикого гетто, чтобы избавиться от рабочих, слишком ослабших для фабричного труда. Но все боялись, что это станет окончательной, полной ликвидацией – холокостом гетто. Среди тех, кто пережил лето 1942 года, лишь немногие оказались настолько глупы, чтобы вызваться добровольцами на новую «депортацию». Все в подполье уже знали, куда ведет дорога с Умшлагплац и что ждет их в Треблинке, и об этом слышали все, кто был готов слышать. Немцам, заботившимся только о конкретных цифрах и выполнении поставленного плана, не было никакого дела до того, кого именно депортировать, и они под дулами автоматов отправляли на погрузочную платформу всех подряд, невзирая на статус рабочего или состояние здоровья. Среди тех, кого забрали в тот день, оказалась группа бойцов Сопротивления, членов «Еврейской боевой организации» и «Ха-шомер Ха-цаир», еврейского полувоенного скаутского движения. Молодые люди были вооружены и организованы. Тихо договорившись между собой, они решили, что не подчинятся. Впервые в гетто прозвучали взрывы и выстрелы со стороны еврейского Сопротивления.

Среди тех, кто сделал первые выстрелы, были друзья Арека и Алы. Застигнутые врасплох и пораженные самой мыслью, что евреи способны дать отпор, немцы были в замешательстве. Этот бой еврейской молодежи с оккупантами длился четыре дня. Победить молодым людям, разумеется, было не суждено. Немцы намного превосходили их по огневой мощи, да и оказывала сопротивление в самом начале только одна небольшая группа. Почти все восставшие были убиты, а больше пяти тысяч евреев вывезены. Но атмосфера в гетто уже накалилась до предела.

Сейчас каждый в гетто уже искал наиболее хитроумное убежище или пытался выбраться на «арийскую» сторону города263. Именно там подруга и соратница Ирены Янка Грабовская получила отчаянное послание от Регины Микельберг, которая с момента своего храброго побега из отправляющегося в лагерь вагона все еще пряталась где-то в городе. Когда гетто закрыли, Янка снабжала Регину и ее семью необходимыми продуктами и медикаментами, пользуясь своим «эпидемическим» пропуском, чтобы проносить нужные вещи через блокпосты. Родители Регины были мертвы – им бы никогда не удалось вылезти сквозь узкое окошко в вагоне, – но ее младшая сестра оказалась достаточно сильной, и ее приписали к работникам гетто на улице Бема, где она и находилась с декабря. Регина думала, что ее сестра занята рабским трудом на фабрике «Штайр-Даймлер». В январе всех фабричных рабочих оттуда согнали на Умшлагплац, но сестра Регины избежала общей участи, прячась несколько дней под грудой тел. Помогут ли Янка и Ирена ей выбраться из гетто? Ответ был очевиден. Ирена с Янкой провели необходимые приготовления и решили между собой, что это будет операция Янки.

Все шло, как задумано, но в тот же день Янка, выходя из своей квартиры на Карольковой улице, оказалась в катастрофической ситуации. При звуке мягкого постукивания в заднюю дверь Янка повернулась и открыла дверь в сад. Ее муж Йозеф в тот день должен был быть на задании, но сейчас он стоял перед ней, раненый, весь в крови. Быстро втащив его в дом, подальше от любопытных глаз, Янка столкнулась с мучительной проблемой: что ей делать – везти мужа в больницу или бежать на назначенную в гетто встречу? Йозеф издал болезненный смешок, когда понял, в чем проблема. Укутай меня, Янка, – сказал он перед тем, как провалиться в темноту. Означало ли это второй вариант? Янка, как могла, удостоверилась, что сейчас с ним все относительно в порядке, и решила все же отправиться на встречу264. В больницу она отвезет мужа завтра.

Вечером Янка привела в дом испуганную еврейскую девочку, но из-за Йозефа прятать здесь кого-то еще было слишком опасно. Поэтому Янка сделала то, что сделал бы любой на ее месте. Она сообщила обо всем Ирене. С помощью «Жеготы» сестры Микельберг отправились в убежище, созданное матерью Янки. Бухгалтерские записи Адольфа Бермана свидетельствовали, что к весне к сестрам Микельберг, к семье Йонаса Туркова и матери Адама Цельникера Леокадии отправлялся для доставки установленной помощи один и тот же связной265. Это было еще одно странное связующее звено между Микельбергами и Цельникерами.

Операции вроде спасения сестры Регины были возможны только благодаря имеющимся у женщин «эпидемическим» пропускам. После того как немцы затянули удавку вокруг гетто еще сильнее, взбешенные январским восстанием, пропуска в конце концов отменили. Яга и Ирена больше не могли проходить в гетто. С этого момента евреям нужно было самим выбираться оттуда. Но Ирена по-прежнему будет помогать им скрываться. Стало известно о подпольных кафе, где могли встречаться бежавшие евреи. У Ирены по всему городу была разбросана сеть тайных почтовых ящиков для передачи сообщений на случай, если кому-то, например, понадобится убежище или помощь врача. Она ходила в прачечную и оставляла там сообщения для своего связного. Все, кто мог ее видеть в этот момент, считали, что она не более чем очередной винтик в общем механизме. Она действовала, словно рядовой солдат. Никто и не подозревал, что она была генералом. Ее девичий облик был отличным прикрытием.

Весной 1943 года катастрофа еще более приблизилась. Едва не случилось несколько опасных промахов с детьми. Однажды Юлиан Гробельный послал Ирене настойчивое сообщение, попросив встретить его на вокзале. На грязном перроне Ирена всматривалась в толпу людей. Где же он? Готовился к отправлению поезд на Отвоцк. Через громкоговоритель приглушенный голос зачитывал номера путей и время отправления, за спиной у Ирены раздавался грохот уходящих и прибывающих составов. Когда Ирена заметила, что Юлиан наконец появился, она была шокирована. Его хриплый кашель и испачканный в крови носовой платок были несомненными признаками того, что убивающий его туберкулез набирает силу. Ирена взяла своего спутника под руку, пока они осматривали вагоны в поисках свободного места. Когда поезд медленно отошел от Варшавского вокзала по направлению к пригородному району Вавер, Юлиан объяснил, что именно ей нужно делать. У меня есть только имя, – сказал он, протягивая ей листок бумаги. – Они прячут в деревне девочку, которая видела, как убили ее мать. Говорят, у нее истерика. Ирена понимала. Перевозить ребенка с такой психической травмой было особенно рискованно.

Но в тот день проблемы начались почти сразу же, стоило им с Юлианом сойти с платформы на первой станции, где их должны прицепить к другому поезду. Ирена повернулась, чтобы взять сумку с продуктами. Она никогда не знала, в каком состоянии будет ребенок. Когда Ирена развернулась, на нее нахлынула внезапно пришедшая в движение толпа. Кто-то выкрикивал приказы на немецком, кто-то закричал, получив удар дубинкой. Ирена посмотрела на свою сумку. Облава! Брось ее! Глаза Ирены следили за Юлианом, когда он спрыгнул с платформы и протиснулся между двумя вагонами. Ирена последовала за ним.