Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая запись, датированная 20 января 1999 года, начинается с разочарования Дилана от того, что он все еще жив: «Снова все это дерьмо. Опять пишу, прямо как этот чертов зомби». Далее в той же записи он упоминает о плане, который они разрабатывают вместе с Эриком и который может разрешить все проблемы: «Ненавижу это бессмысленное состояние. Я застрял в человечности. Может, стать „прирожденными убийцами“ вместе с Эриком — это путь к свободе». («Прирожденные убийцы» — фильм Оливера Стоуна, мальчики использовали его название, обсуждая план нападения на школу.)
После этого дневник становится заметно мрачнее и безнадежнее. Мысли Дилана рассеиваются, их становится трудно понять после того, как он начинает верить, что план Эрика является выходом. Его двойственное отношение к стрельбе заметно практически до самого конца.
В конце жизни Диланом владели только две эмоции — злость и безнадежность. Любые другие чувства, которые могли бы соединить его с другими людьми в положительном ключе, были для него недоступны. Он считал смерть единственным возможным спасением от боли — в его эмоциональном запасе просто больше ничего не оставалось. Если говорить словами Джойнера, Дилан ощущал себя полностью отчужденным от кого-либо еще на Земле. Я бы сказала, что Дилан был любим, но не чувствовал любви. Его ценили, но он не чувствовал себя ценным. У него было множество вариантов, как жить, но он видел только путь Эрика.
Однажды вечером — возможно, это было в одиннадцатом классе — Дилан сказал мне:
— Эрик — сумасшедший.
Я ответила:
— Всю свою жизнь ты будешь встречать людей, с которыми трудно иметь дело, и я рада, что у тебя хватает здравого смысла, чтобы распознать их при встрече.
Я сказала, что мы с папой полностью уверены в его способности сделать правильный выбор, с участием друзей или без.
Наша уверенность была совершенно напрасной, но мы даже и понятия не имели о том, с чем имеет дело Дилан. Я и не подозревала, что ситуация может быть действительно опасной. А также не представляла себе, что Дилан имел в виду под словом «сумасшедший». С Эриком было сложнее, чем с другими друзьями Дилана, и я видела, как его взрывной характер проявился во время игры в футбол. Тем не менее, проблема была гораздо серьезнее.
Как и Дилан, Эрик вел дневники — тайные записи, которым он поверял свои самые сокровенные мысли и чувства. Их почти невозможно читать, они очень мрачные, полны садистских изображений и рисунков, фантазий об изнасилованиях, расчленении и массовых убийствах. В нескольких местах даже говорится о полном уничтожении человеческого рода. Доктор Лэнгман пишет так: «Дневники [Дилана] отличаются от записей Эрика и по содержанию, и по стилю. Тогда как Эрик полон нарциссического самолюбования и кровавой ярости, Дилан сосредоточен на одиночестве, депрессии, навязчивых припоминаниях и поглощен поисками любви. Эрик рисует изображения оружия, свастики и солдат, Дилан — сердечки. Эрик жаждет секса и фантазирует об изнасилованиях, Дилан тоскует по настоящей любви».
Основываясь на этих дневниках, многие специалисты, с которыми я говорила, заключали, что Эрик демонстрирует характерные черты и особенности психопата. Как и в случае с Диланом, по-настоящему посмертный диагноз, конечно, поставить невозможно. (Да и в любом случае, поскольку в подростковом возрасте мозг все еще развивается, официально диагноз «психопатия» не ставят до восемнадцати лет.) Но даже если и так, в поведении и записях Эрика можно заметить большое количество характерных для этого расстройства личности диагностических признаков.
Психопатия характеризуется сниженной эмпатией и провокационным поведением. Еще более важно, что психопаты (также их называют социопатами, некоторые ученые разграничивают эти два типа заболевания, хотя большинство этого не делает) не испытывают угрызений совести, что-то происходит в той части их мозга, которая заставляет нас ощущать чувство вины. Они лгут безо всякого раскаяния и часто являются отличными манипуляторами. Некоторые психологи и психиатры считают, что психопатов можно успешно лечить. Но те, с которыми я говорила, в этом не убеждены. Далеко не каждый психопат становится преступником или садистом, но если они движутся в этом направлении, как Эрик, то могут стать очень опасными.
Исследование школьных стрелков подросткового возраста, проведенное в 2001 году в какой-то мере из-за стрельбы в Колумбайн, привело к двум интересным находкам. Во-первых, двадцать пять процентов из тридцати четырех подростков действовали в парах. В этом они отличались от взрослых массовых убийц, которые чаще всего идут на дело в одиночку. Автором исследования был доктор Рейд Мелой, судебный психолог и специалист по целенаправленному насилию и оценке угрозы. По его словам, эти смертоносные пары означают, что для родителей особенно важно обращать внимание на отношения между детьми и их друзьями. Во-вторых, как правило, один из подростков в паре был психопатом, а второй — легко поддающимся внушению, зависимым и находящимся в депрессии.
Отношения между Диланом и Эриком выглядят именно такими. В ежегоднике Эрика Дилан злорадствует по поводу издевательств над другими детьми, но в своем собственном дневнике он говорит о своем стыде и чувстве вины и обещает себе так больше не делать. Очень похожее положение дел видно и в «Подвальных лентах». Можно заметить явные расхождения между тем, что Дилан чувствовал, тем, как вел себя рядом с Эриком, и тем, что он делал.
Доктор Лэнгман считает, что двойственность Дилана могла проявиться и во время самой бойни. По крайней мере в четырех случаях — всегда, когда Эрик этого не видел и не слышал, — Дилан отпускал людей. Существуют визуальные доказательства двух случаев во время атаки, когда Эрику приходилось возвращаться за Диланом, возможно, чтобы удостовериться, что он еще в деле. Это нисколько меня не успокаивает — Дилан совершал зло, вот и все. Но то, что я знаю о его двойственности, снедает меня. В своем дневнике после разговора с доктором Лэнгманом я написала:
Рыдаю слишком сильно, чтобы писать дальше… Я уже заставила себя принять тот факт, что Дилан был убийцей-садистом, но я еще не осмыслила Дилана, который пытался справиться со своим «злым началом» в моменты проблесков доброты. Думаю, я впервые встретилась с таким Диланом, когда Лэнгман заговорил об этом, и у меня появился новый Дилан, чтобы его оплакивать.
Двойственность Дилана также заставила меня почувствовать куда большую вину, чем до этого. Доктор Мариса Рандаццо вела исследование Секретной службы по школьной стрельбе и (под именем Марисы Редди) возглавляла принципиально важное федеральное исследование школьной стрельбы, проведенное совместно Разведывательной службой Соединенных Штатов и Министерством образования. Доктор Рандаццо и доктор Мелой говорили мне, что когда переживающие тяжелые времена дети узнают, что у них есть другие варианты, кроме убийства и самоубийства, чтобы решить пожирающие их изнутри проблемы, они, в основном, выбирают эти другие варианты.
Дилан пытался высвободиться из отношений с Эриком. Моя вина в том, что у него не получилось это сделать, заставляет меня чувствовать особенное отчаяние. После того, как у мальчиков были проблемы в одиннадцатом классе, Дилан сделал попытку отдалиться от Эрика и попросил меня о помощи. Мы разработали внутренний код: если Эрик звонил и приглашал куда-нибудь Дилана, тот говорил: «Подожди, я спрошу у мамы» и кивал на меня головой. Я говорила достаточно громко, чтобы было слышно на другом конце телефонной линии: «Извини, но ты сегодня вечером не можешь никуда пойти, Дилан. Ты обещал убраться в своей комнате/сделать домашнюю работу/пообедать с нами».