Шизоиды часто кажутся окружающим «странными». (Люди, которые не очень хорошо знали Дилана, часто описывали его как «чокнутого».) Страдающие этим заболеванием могут ощущать паранойю или быть особенно чувствительными к тому, что на них не обращают внимания, как это было с Диланом. Они часто используют странные, бессвязные предложения и необычные слова, как Дилан в своих записях. Шизоиды живут в мире, где реальность и фантазии не всегда четко разграничены. У них не бывает галлюцинаций в полном смысле этого слова, но присутствует некоторая размытость границы между тем, что в действительности существует, а что — нет. Усиление этой размытости заметно в дневниках Дилана: на самом деле он ощущал себя очень незначительным, и поэтому — по мнению доктора Лэнгмана — создал фантазию, где был богоподобным существом. К концу жизни сына эта фантазия стала господствующей.

Я и сама не знаю, что делать с диагнозом доктора Лэнгмана. Не могу сказать, что хуже — знать, что Дилан страдал от серьезного заболевания, или знать, что я не заметила такое серьезное заболевание, когда мы жили под одной крышей. И в том, и в другом случае хорошего мало.

С помощью доктора Кента Киеля, который изучает структуру мозга преступников в университете Нью-Мексико, я провела независимое исследование дневников Дилана. Автор обзора не нашел очевидных доказательств расстройства формального мышления, но указывает на постоянные и неослабевающие упоминания депрессии, самоубийства и отчуждения… нарастающее нарушение взаимосвязи его чувства собственного превосходства с появлением депрессии. Когда его внутренняя боль и чувство отчуждения усиливаются, он перестает считать людьми других… Это помпезное самоощущение, расчеловечивание других, потеря способности ощущать другие эмоции, помимо боли, и обещание избавить от боли формируют иллюзорный внутренний мир, который и привел к возникновению планов убийств и самоубийства, которые обсуждаются в дневнике.

Автор обзора также указывает на «ярко выраженные пограничные темы», которые легко отследить во всех записях.

Обзор заканчивается следующим заключением:

Располагая только дневником, невозможно поставить точный диагноз, но по нему можно сказать, что сильная депрессия в сочетании с кратковременными психотическими эпизодами и/или пограничное расстройство личности являются наиболее вероятными вариантами.

В конце концов, на самом деле, не очень важно, каким был точный диагноз Дилана. Никто не спорит с тем, что у него была депрессия и с тем, что она может влиять на процесс принятия решений. Более того, в своей последней книге «Школьные стрелки: как понять подростков и взрослых преступников» доктор Лэнгман указывает, что девять из десяти стрелков страдали от депрессии и мыслей о самоубийстве. Даже если у него была только глубокая депрессия, как говорит доктор Лэнгман, уже нельзя было считать, что он «в здравом уме».

Кей Редфилд Джеймисон в своей великолепной книге о самоубийствах «Ночь опускается быстро: понимание самоубийства» пишет: «Большую часть самоубийств, хотя, конечно, и не все, можно предотвратить. Разрыв между тем, что мы знаем и что делаем, смертелен». В случае Дилана его решение умереть оказалось смертельным для других людей.

Даже если человек ни с кем не обсуждает свое намерение умереть, часто можно заметить тревожные симптомы, говорящие о том, что он попал в беду. Это может быть, например, неудачная попытка самоубийства или какие-то проблемы с законом. На проблемы может указывать и поведение человека, такое, как социальное отчуждение или повысившаяся раздражительность.

Если эти тревожные симптомы замечены и правильно поняты, то лечение может помочь. Потому что — и мне особенно трудно было это услышать, когда боль от моей потери была свежа, хотя теперь я черпаю в этой мысли огромную надежду, — самоубийство можно предотвратить. Все специалисты, с которыми я говорила, подчеркивают успешность лечения расстройств личности в случаях, когда пациенты убеждены в его необходимости и тщательно его придерживаются.

Хотя не каждое самоубийство можно предотвратить. (Эд Коффи, врач и вице-президент компании Henry Ford Health System в Детройте, разработал программу под названием «Идеальная помощь при депрессии», целью которой было привести число самоубийств к нулю. Когда его спрашивали, действительно ли можно добиться нулевого количества самоубийств, он отшучивался: «А какое число вы бы предпочли? Восемь? А войдут ли в эту восьмерку моя мать или ваша сестра?») Заболевания мозга могут быть смертельными. Иногда они быстро развиваются и побеждают. То же самое можно сказать о раке: даже при самом высококлассном лечении некоторые люди умирают от этой болезни. Значит ли это, что нужно сложить руки и предаться отчаянию? Или лучше заняться ранней диагностикой и профилактикой, разрабатывать индивидуальные подходы, чтобы найти опухоль, когда она находится на первой или второй стадии, а не на четвертой?

Иногда я завидую семьям, которые сделали все, что могли, чтобы обеспечить эффективное лечение своему любимому человеку, даже если в результате и проиграли эту битву. Мой сын оказался со своей болезнью один на один. Я и не подозревала, что у Дилана была депрессия, пока мне не показали его записи и я не узнала, что он думал о самоубийстве и искал мира и успокоения в смерти. Его самые близкие друзья, мальчики, с которыми он проводил время каждый день, не знали, каким подавленным он себя чувствовал. Некоторые из них отказываются в это поверить и по сей день. Но я была его матерью. Я должна была знать.

Дилан мог покончить с собой позже. Эрик мог придумать и осуществить план по уничтожению школы в одиночку или с другим мальчиком. Дилан мог пройти через кризис своей болезни без агрессивного поведения или совершить теракт в другом месте и в другое время.

Что я знаю точно, так это то, что у Дилана были видимые признаки депрессии, мы с Томом их наблюдали, но не могли распознать. Если бы мы знали достаточно, чтобы понимать, что эти признаки означают, я думаю, мы могли бы предотвратить Колумбайн.

Дневники Дилана пролили свет на их отношения с Эриком и, в частности, на их ужасную зависимость друг от друга, ставшую смертельной и для них самих, и для многих других.

Летом 1997 года друг Дилана Зак начал встречаться с Девон, которая стала его девушкой. Нат тоже начал встречаться с девушкой. Для нас это прошло почти незаметно: Дилан по-прежнему проводил время вдвоем с Заком или они втроем — Зак, Девон и Дилан — куда-то ходили вместе. Тем не менее, Дилан воспринял отношения Зака с девушкой как предательство. Это еще один пример, как отличалось то, что происходило с Диланом, от того, как он это воспринимал.

В то лето, когда Зак встретил Девон и влюбился в нее, Дилан и Эрик стали проводить больше времени вместе. Имя Эрика в дневнике появляется чаще. Тем летом Дилан, как и раньше, много писал о самоубийстве, но записи об убийствах не появляются в его дневнике до осени. Даже когда мальчики уже начали строить свои планы, Дилан записал на самых секретных страницах, что надеется успеть покончить с собой до того, как у них появится шанс осуществить задуманное. После разговоров об искушении совершить самоубийство, которые продолжались без малого два года, Дилан, наконец, оставляет прощальное письмо в июне 1998 года: «Может быть, это моя последняя запись. Я бы так хотел хоть на секунду оказаться рядом с [цензура], моей вечной любовью. Прощайте».