способы повернуть все вспять. Как бесконечно долгими вечерами она сидела в своей комнате, мечтая вновь услышать родной голос. Мама и папа пытались всячески отвлечь ее, хотя сами едва справлялись. Они даже предлагали завести собаку. Но Натт отговорила их. Привыкнуть, полюбить кого-то ещё, чтобы однажды вновь потерять, она просто не могла. Хотя глядя на соседских щенков, она не никогда не сдерживала улыбки и даже как-то невольно протянула руку к одному. Да только дети знали, кто она такая. Предубеждения против адептов смерти были сильнее, дети похватали своих собачек и убежали в дом. – Я все так же отпугиваю от себя людей, Квелд, – горько поделилась она, вешая дракона, сделанного Эн Ню Вен. – Рядом со мной только Синд и то,наверно, из жалости. А ещё Хассел, но у него с мозгами непорядок, раз дружит с трупоедкой. Мы с ним целовались... По-настоящему. Мне страшно от того, как мое сердце сходит с ума. Сердце сходит с ума? Ты слышишь, что за бред я несу. Какой же у сердца ум. Мне ли не знать. Треонде ласково погладил девушку по волосам. – Я снова ною. Но ты же привык. Ты часами выслушивал меня. Мне так не хватает тебя. Прости за тот ритуал. Деард сказал, я обрекла твою душу на ужасные страдания, пытаясь воскресить. Скажи, тебе очень больно сейчас? Листья начали падать с верхушки, когда Треонде попытался отрицательно покачать кроной. – Хорошо. Хорошо. Но я все равно так виновата. Я пришла поделиться чем-то хорошим, но снова топлю тебя в своей боли. Её так много, Квелд. Так много… Почему? Треонде снова заскрипел, ухватил некромантку за талию и мягко подняло на самый верх. Ощущения детства и полёта мгновенно забрали у Натт все плохие чувства. Лишь радость теперь заполняла мысли девушки. Ведь когда-то давно брат так же поднимал её, чтобы она закончила украшение фестивального дерева у них дома.

18.2

– ЙАААА ССССС ВЛИБЛО МИОРКЕ! – с оглушительным треском раздалось из крохотного устройства, лежащего на столе. Фирс Хассел поморщился и устало снял с головы обруч. Задание служителя Ноккереля было интересным и невыносимо сложным. Он просил создать артефакт, который транслировал бы мысли через небольшой динамик, что по громкости сравнился бы с обычной человеческой речью. Стихийник мог только догадываться, зачем Василиску, который, напоив своей кровью, может и так услышать всю правду от собеседника, такой артефакт, но он старался. Когда перед тобой ставят невыполнимую задачу, тем интереснее с ней справиться. Тем более, Ноккерель попросил именно его, а не старшекурсников с факультета магической инженерии, значит, с ним считаются, а это не может не льстить. Новая попытка, и очередной набор бессвязных звуков раздался в мастерской: – Сииигхнд жзврееееески бгхеееесиииит. Фирс упёрся лбом в столешницу. – Я словно в родную деревню попал, все шипит и свистит, – сказал, заглянувший в мастерскую инквизитор. Он заботливо поставил перед стихийником чашку с чем-то дымящимся и сел напротив. – Не выходит. Не понимаю, где я напортачил, – удручённо бормотал Фирс, попеременно крутя в руках то обруч, то динамик. Что-то давало сбой, что-то мешало транслировать мысли. Но что? – Можно мне? – Ноккерель протянул руку, и парень отдал ему обруч. Василиск водрузил себе на голову устройство и спросил: – Что нужно делать? Стихийник даже подпрыгнул. Голос служителя Скьерзилдена раздавался прямо из динамика, в то время как губы его не шевелились. – Работает! – воскликнул Хассел. – Но почему? – Как любопытно и занятно, – фейри продолжал общаться через устройство. – Ты очень талантливый студент. Не хочешь уехать доучиваться в Скрьезилден. Мне бы пригодился такой помощник. – Помощник? – ухмыльнулся Фирс и снял у Василиска с головы обруч. – Я сильнее и умнее тебя, Ноккерель. Какая мне выгода? Будь на месте Нокка другой служитель Скьерзилдена, Фирс бы уже корчился на полу и плевался кровью за такие дерзкие слова, но Василиск даже бровью не повел. В конце концов, он сам установил с южанином эти неформальные отношения. – И не поспоришь. Но я не настаиваю – с улыбкой ответил инквизитор. – В любом случаезнай, что у тебя всегда есть друг и союзник в Скьерзилдене. Фирс снова надменно оскалился: – Я наводил о тебе справки, служитель Ноккерель, у тебя почти нет веса и влияния в городе инквизиторов. Попадись я к вашим в лапы, ты вряд ли что-то решишь. Стихийник буквально проверял границы дозволенного, но Василиск был спокоен и расслаблен: – Ну это пока нет веса. Слепой не я, а они. Я вижу проблемы нашего гхм… структурного подразделения. Не я один недоволен его работой. – И ты так просто говоришь мне, что задумал переворот? – Фирсу сейчас было бы даже проще, если бы Ноккерль избил его до кровавых соплей, чем, слушать такое! – Ну да. Пойдешь нажалуешься кому-нибудь, южанин, или мне назвать твоё настоящее имя, огненная птица Сорплата? – ласковые нотки исчезли из голоса Василиска. Стихийнику вдруг стало страшно, но не из-за могущественной змеи, сидящей напротив. Страх был другим. Ему не было объяснения и поднимался он из глубин сознания, словно что-то исполинское пыталось вытолкнуть Фирса из собственного тела. И это произошло. Мир потемнел, и волшебник уронил голову на грудь. Но в таком положении он просидел недолго, очнулся он уже почти в тот же миг. Фирс медленно поднял веки, и глаза его пылали огнем так ярко, что даже слепой Ноккерель узрел это сияние. – А я все ждал, когда ты покажешься, птичка. Ну здравствуй, старый друг. Помнишь меня? – Чего ты хочешь за своё молчание, Василиск? – трескучим словно костёр голосом спросил изменившийся Фирс Хассел. – А ты действительно будешь торговаться, может, лучше сразу убьешь меня? – Я не убийца, – твердо ответил южанин. – Скажи это последнему келпи Иствинсена, которого ты сжег дотла под водой! Да ещё и героем стал. Браво. – У меня не было выбора, то существо пыталось утопить Мёрке. Мне жаль. Мальчишка тоже тяжело перенёс случившееся. Это его первый раз. Ни я, ни он не рады смерти фейри, – признался Хассел. – Мальчишка… Абстрагируешься от очередного своего воплощения. Которую жизнь ты уже проживаешь на этом свете, Феникс? – Сбился со счета. Ты вызвал меня поболтать о моих реинкарнациях, или у тебя более серьёзное дело ко мне? – Банши, – жадно прохрипел Василиск, словно заблудившийся в пустыне Сорплата путник,