Итак, Миллзу было приказано подняться наверх в девяти тридцать. Это потому, что бесплотный человек должен был явиться именно в это время. Но он опоздал. Обратите внимание на одно несоответствие. Миллзу было названо одно время – девять тридцать, а Менгену другое – девять часов. Причина этого очевидна. Кто-то должен был находиться внизу, чтобы засвидетельствовать, будто посетитель в самом деле вошел в дом через парадную дверь, которую ему открыла мадам Дюмон. Но Менген мог заинтересоваться посетителем, мог попытаться остановить бесплотного человека, и Гримо заранее сказал шутя, что посетитель, наверно, не появится вообще или, если придет, то ближе к десяти часам. Оставалось только отвлечь внимание Менгена на то время, пока бесплотный человек пройдет мимо опасной двери и направится наверх. В крайнем случае Менгена и Розетту можно было запереть в гостиной.

А где были остальные? Энни как всегда отпустили на этот вечер, у Дреймена был билет на концерт, Бернаби, безусловно, играл в карты, а Петтис ушел в театр. Поле действий оказалось подготовленным.

Незадолго до девяти – может, минут за десять – Гримо через полуподвальное помещение выскользнул из дома на улицу. Осложнения начались сразу. Вопреки прогнозу шел снег. Но Гримо не считал, что это осложнение серьезное. Он был уверен, что выполнит задуманное и вернется домой, когда снег еще будет идти и спрячет его следы. Одновременно не могло возникнуть и подозрения, почему отсутствуют какие-либо следы посетителя, который, как посчитали бы, исчез через окно. По крайней мере Гримо так подготовил свой план, что отступать было поздно.

Выходя из дома, Гримо захватил с собой нигде не зарегистрированный револьвер системы «кольт», заряженный только двумя пулями. Не знаю, какая на нем была шляпа, но пальто он надел из светло-желтого твида в крапинку и на несколько размеров больше, чем нужно. Он купил пальто это потому, что такое никогда не носил, и в нем его никто бы не узнал.

– Подождите, – вмешался Хедли. – А как с теми пальто, что меняли цвет? Что там было?

– Снова прошу вас подождать. Это составная часть дальнейшего обмана Гримо.

Итак, Гримо решил навестить Флея. Там, поговорив некоторое время по-дружески, он предложил бы Флею что-нибудь вроде: «Тебе надо выбираться из этой берлоги, брат! Теперь ты будешь жить лучше, я об этом позабочусь. Почему бы тебе не оставить все свои шмотки и не перейти в мой дом? А шмотки пусть останутся хозяину дома вместо платы». Цель этих слов – вынудить Флея написать владельцу дома одну из двусмысленных записок: «Я ушел навсегда» или «Я возвращаюсь в свою могилу». Одним словом, записку, которую после обнаружения бездыханного «самоубийцы», лежащего с револьвером в руке, можно было бы истолковать как предсмертную. – Доктор Фелл наклонился вперед. – И тогда Гримо достал бы «кольт», приставил бы его к груди Флея и, усмехнувшись, нажал бы на спусковой крючок.

Это был верхний этаж дома, который имеет, как вы видели, толстые и крепкие стены. Владелец дома на Калиостро-стрит, равнодушный к своим жильцам, располагается внизу, в подвальном помещении. Значит, выстрела, особенно приглушенного, когда револьвер приставлен к груди, слышно не было бы. Тело нашли бы, наверное, не раньше, чем утром. А тем временем представим себе, что делает Гримо. Убив Флея, он поворачивает тот же самый револьвер, снова стреляет и наносит себе легкую рану. У него, как мы знаем из того эпизода с тремя гробами, было здоровье быка и нервы дьявола. Оставив оружие рядом с Флеем, он мог бы приложить к своей ране носовой платок или вату и закрепить ее клейкой лентой. Рана должна была быть под пальто. Вернувшись домой, он завершил бы свой обман. К нему будто бы пришел Флей, выстрелил в него, а затем направился на Калиостро-стрит и из того же револьвера совершил самоубийство. Никакой суд присяжных не усомнился бы в этом. Пока что понятно! Это было преступление, совершенное в обратном направлении.

Вот что Гримо собирался сделать. Если бы ему это удалось, это было бы мастерское убийство, и я не уверен, возникло ли у нас в таком случае сомнение в самоубийство Флея. Теперь, чтобы выполнить этот план, осталось решить последнюю проблему. Если бы кто-нибудь увидел, как в дом Флея заходит чужой человек, было бы плохо. «Самоубийство» не вышло бы таким правдоподобным. На улицу там есть только один выход – рядом с дверью в табачный магазинчик. Кроме того, Гримо был в приметном пальто, в котором до этого ходил на разведку. Между прочим, Долбермен, владелец табачного магазинчика, видел, как он там болтался. И вот в темной квартире Бернаби Гримо нашел способ решить свои затруднения.

Вы, конечно, понимаете, что Гримо мог знать о квартире Бернаби на Калиостро-стрит? Несколько месяцев назад Гримо заподозрил, что Бернаби рисует картину, имея какой-то скрытый мотив. Он начал не только расспрашивать художника, но и следить за ним – следить по-настоящему. Гримо знал об этой квартире, знал, что Розетта имеет ключ от нее, и, когда настало время, он его у Розетты выкрал.

Дом, в котором размещалась квартира Бернаби, находится на той же стороне улицы, что и дом, где жил Флей. Все дома стоят впритык друг к другу, и у них плоские крыши, так что по крышам можно пройти от одного конца улицы до другого. Помните, Флей и Бернаби жили на верхнем этаже? Помните, что мы увидели, когда шли на квартиру Бернаби?

– Да, конечно, – кивнул головой Хедли. – Рядом с дверью в квартиру лестница к люку на крышу.

– Совершенно верно. А на лестнице рядом с комнатой Флея имеется маленькое окошко, которое также выходит на крышу. Гримо нужно было только выйти па Калиостро-стрит, не появляясь на самой улице, как это сделали Розетта и Бернаби, подняться с черного хода на верхний этаж, а оттуда на крышу. Потом он пошел бы к дому, в котором жил Флей, спустился через окошко на лестницу и мог войти в комнату Флея так, что его не увидела бы ни одна живая душа. Даже больше, он знал наверняка, что в тот вечер Бернаби будет играть в карты.

Но потом все пошло не так, как было задумано. Гримо должен был оказаться в квартире Флея раньше самого Флея, чтобы тот ничего не заподозрил, увидев, что Гримо явился через крышу. Но мы знаем, что какое-то подозрение у Флея было. Его могло вызвать то, что Гримо попросил его принести одну из длинных цирковых веревок. Гримо хотел потом воспользоваться ею как доказательством против Флея. А может, подозрение вызвало то, что Флей видел, как Гримо в последние дни блуждал по Калиостро-стрит. Возможно, Флей даже заметил, что Гримо, наклоняясь, быстро крался по крышам после одной из разведок к дому Бернаби. Может, поэтому у Флея и возникла мысль, что Гримо нанял комнату на этой улице.

Братья встретились в этой освещенной газовой лампой комнате в девять. О чем они разговаривали, мы не знаем и никогда не узнаем. Но Гримо, очевидно, усыпил подозрение Флея, разговор тянулся дружеский, они забыли о всех раздорах, и Гримо, шутя, уговорил Флея написать записку владельцу дома. Потом…

– Я ничего не опровергаю, – сказал Хедли. – Но откуда вы это знаете?

– Рассказал Гримо, – ответил доктор Фелл. Хедли удивленно поднял на него глаза.

– Да-да. Поняв эту ужасную ошибку во времени, я сразу все понял. Но слушайте дальше.