class="p1">— Да, брат, — вздохнул его товарищ. — Вот те раз! Тут уж ничего не попишешь. Надо доложить… Я сейчас, мы это мигом… — растерянно бормотал его собеседник, потрясённый не меньше товарища увиденной катастрофой. Он был старшим по званию и понимал, решение должен принимать он.

Тот, кого называли Матвеичем, позвонил и быстро что-то сказал. Можно было разобрать только: «Не по плану. Да, нештатно. Есть, я понял. Полчаса, не больше». Однако они добрались да места даже быстрей.

Не доезжая нескольких километров до районного городишки на полянке около Явы с коляской на бревне, сидели и беседовали трое мужчин. На обочине виднелось кострище и две чёрные слеги. Сухопарый блондин мрачно выслушал взволнованный доклад, помолчал, потом взял себя в руки и встал.

— Ладно, время не терпит. Мне пора. Вот, как договорились, — и он протянул Матвеичу пачку банкнот, перетянутую резинкой.

— Да как же, товарищ, — начал тот, но был остановлен.

— Попрошу без чинов. Не звучит в телогрейке. Я тебе — Цокотуха, и пока что довольно. У меня к вам обоим нет претензий. Язык за зубами держали?

— Мы ж себе не враги! — в один голос заверили его «телогреечники», и он кивнул.

— Порядок. Гляньте, нет ли на дороге помехи. Если всё путём, поезжайте. А как же Вы?

— А у меня свои средства передвижения. Может попутным вертолётом доберусь, или на волке верхом, — холодно усмехнулся блондин.

Данилыч с Матвеичем кивнули и послушно повернули к дороге. Как только они исчезли между деревьев, Цокотуха подошёл к мотоциклу, присел около него и подвёл руки под днище. Когда двое вскоре вернулись, он уже сидел спокойно на пне и крутил в руках ветку бузины.

Данилыч сел в седло, а его напарник в коляску, мотор пару раз чихнул и послушно завёлся, и они в клубах дыма понеслись по лесной дороге. А Цокотуха не стал ловить попутные вертолёты. Он осмотрелся, выбрал ёлку повыше и ловко полез наверх. Затем уселся на сук так, чтоб всю дорогу стало видно, и посмотрел на часы. «Событие» не заставило себя долго ждать.

Рвануло сильно. Стол огня взметнулся высоко, и осколки, следовало лучше сказать, «ошмётки» разлетелись на всю округу. Цокотуха достал полевой цейсовский биноколь, рассмотрел дело своих рук, затем аккуратно вложил его в футляр, слез с дерева и растворился в лесу.

Глава 30

— Ты опоздала на шесть минут и двадцать четыре секунды!

— Стас, ты зануда! Это не считается. Обещай, что больше не будешь, — затормошила Небылицына Анна-Мари, одновременно подставляя губы для поцелуя.

Они встретились у входа в Аугсбургский ботанический сад в предпасхальную праздничную пятницу. Солнце на безоблачном синем небе сияло совсем по-летнему. Нарядная дорожка, обсаженная нарциссами, по которой шли молодые люди, вела к деревьям, усыпанным розовыми, нежно-лиловыми и белыми цветами. Японская вишня, тюльпанная магнолия, деревце пониже, всё в белых звёздах, но совсем без листьев, особенно удивительное для московского глаза…

— А это что за белое чудо?

— Справа? Сейчас узнаем, — Анна-Мари подошла поближе и прочитала. — Ты знаешь, тоже магнолия, только японская. У нас тут есть целый японский сад. Я тебе обязательно покажу.

— Здесь замечательно. Я пораньше пришёл и уже побродил немного. Я тебе тоже кое-что покажу. Ни за что не угадаешь!

Они повернули налево, и лёгкий порыв ветра вдруг донёс до них тонкий, ни с чем не сравнимый сильный аромат.

— Стас, это гиацинты. Где? Давай найдём. Это мои самые любимые!

— Как, а я? Самый любимый это я, всё остальное потом, — сделал он обиженное лицо, увлекая девушку к разноцветным клумбам.

— Ладно уж, смотри, моя радость! Это как раз и есть мой сюрприз. И я их люблю. Да и можно ли сомневаться, раз мы с тобой друг друга нашли?

Аромат усилился, и перед восхищёнными глазами девушки предстал разноцветный ковёр расписных колокольчиков, нанизанных на стройные стебли. Белые, голубые и кремовые гроздья были высажены рядами, образующими квадраты, разделённые зелёными полосами набирающих цвет тюльпанов.

— Гляди — таблички, видишь? — Стас указал рукой вниз на названия сортов.

— Эти цвета малины со сливками называются «Амстердам». Белые слева, помельче «Карнеги», — продолжила читать девушка, — так, а жёлтые почему-то, «City of Harlem».

— Это ещё что, — отозвался Стас. — Тут есть «Blue Jacket», а для равновесия «Queen of the pinks». Но ты дальше, дальше смотри!

Небылицын повернул её за плечи немного правей. Ветерок всколыхнул растения, и душистая волна окатила молодых людей. Они остановились перед тёмно-лиловым квадратом крупных, чуть выше других, вырезных соцветий.

— Meine Giite, hast du das selbst geschrieben, mein Schatz? Unglaublich!

— Aber wahr! Ich war uberglucklich, als ich sie gefunden habe. Sie sind fast so schon wie du!

Нежно ответил Стас. На маленьком зелёном прямоугольнике было выведено белой краской: «Anne Marie».

— Ну после такого подарка. Пошли в японский сад! Там под шум маленьких водопадов между камней и душистых кустов… — Она посмотрела в глаза Небылицына сияющим взглядом и добавила. — Вот сколько тут есть «моих» гиацинтов, столько раз я тебя поцелую!

— Пойдём! Пойдём сейчас же! И если хоть на один меньше…

— А ты посчитал? А если больше? А если…?

И они, обнявшись, направились, смеясь мимо стриженного светло-зелёного газона около водоёма к невысоком воротам. На траве стояли белые сетчатые стулья, на которых можно сидеть, загорать полулёжа, читать или любоваться цветущим бамбуком, а ещё прекрасными белыми лебедями, торжественно плывущими навстречу солнцу. На плавучем острове около мостика они увидели большое гнездо, издали похожее просто на груду соломы и сучьев. В нем чинно сидела на яйцах лебедка.

— Что здесь за рай, честное слово! — вздохнул восхищённый Стас, — ты не поверишь, но старый Брук насилу меня уговорил. Я так брыкался, так не хотел! Когда я думаю, что мог вообще не приехать! Ты понимаешь? И мы бы вообще не встретились…

— А почему же ты не хотел и бырк… Вот это?

— Да ерунда, ну был занят и было лень. А ещё обязательства всякие… Выкинь из головы!

— Хорошо. Выкинь? Я согласна. О, посмотри, мы пришли. Сейчас мы войдём в японский сад. Обними меня и открой калитку.

Через несколько шагов плеск воды сделался громче. Они миновали густой кустарник, и Стас огляделся… Вода была везде. Сквозь ствол толстого бамбука, служившего ему водостоком, журчал родничок. Впереди прозрачные быстрые ручьи пенились по лестнице из плоских камней. Они неслись вперёд и вперёд, образуя крутые петли, разбивались под мостиками на рукава, снова потом сливались в шумный поток, водопадами справа и слева обрушивавшийся в каменную чашу. Дикий камень, в обрамлении цветущих кустарников, дерево и вода, плеск водопада и