С Газзаевым нас хоть и считали принципиальными соперниками, но мы никогда не враждовали. Даже находясь по разные стороны баррикад, мы поддерживали дружеские отношения. И до сих пор дружим. Когда он предложил поддержать его кандидатуру на выборах президента РФС, я без раздумий согласился. И с охотой участвовал в его избирательной кампании, ездил по регионам вместе с ним.

И в тренерские годы мы не ссорились. Более того, на один из матчей, которые «Спартак» играл во Владикавказе, я поехал из его дома. Я прекрасно знаю его жену Бэллу и его детишек. Но слухи тогда ходили разные. Возможно, кому-то было выгодно раздувать истерию. И тогда мы договорились: а давай выйдем на матч вместе, обнявшись. Так и сделали!

А в 1992 году, после того, как «Спартак» обыграл «Динамо» Газзаева со счетом 5:2, я поехал к Валере в гости. У него была большая квартира – особенно по сравнению с моей двухкомнатной. То есть даже его крупное поражение не повлияло на наши планы.

Да, бывало, спорили по футбольным моментам. В 1994 году я, например, очень хотел видеть в «Спартаке» вратаря Заура Хапова из Владикавказа. Он даже на сборы с нами ездил. Мне казалось, что Газзаев на него не слишком рассчитывает. Но оказалось, что это не так. Валера отказался его отпустить: «Ты что, хочешь меня без вратаря оставить?» Порой разговаривали на высоких тонах. А как без этого – тем более мы конкурировали в чемпионате России. Но чтобы поругаться – такого никогда не было!

* * *

Кто-то считает нас с Газзаевым антиподами. Но на самом деле по энергетике мы похожи. Просто у него все кипит снаружи, а у меня внутри. Я бы и сам рад попрыгать на бровке, но я умею держать эмоции в себе. А ему, как южному человеку, нужно выпускать их. Он не на камеру работает и не на болельщиков – это он делает для себя. Потопал ногами – и ему стало чуть легче. Семин такой же – ему нужен этот выплеск эмоций, адреналина.

Очень темпераментным был и главный тренер «Торпедо» Валентин Иванов. Был один случай: мы обыграли их 2:1 – Козьмич после матча идет, орет на судью: «Я тебя сейчас придушу!» Даже пинка попытался ему отвесить. Я подхожу к нему, пытаюсь обнять:

– Не нервничайте так, Валентин Козьмич.

– Да ну их. Пойдем отсюда, Олег.

То есть он уже через минуту все забыл. Выплеснул энергию и расслабился.

Похожий типаж – тренер «Жемчужины» Арсен Найденов. Мог ругаться на судей: «Ты отсюда не улетишь! Я тебя достану!» На самом деле он был добрейшей души человеком. Но что поделаешь с неконтролируемым выплеском эмоций? На таких людей обижаться нельзя. Я думаю, судьи это знали и не принимали подобные эмоции близко к сердцу.

Я же на тренерской скамейке почти никогда не кричал. Не видел в этом практического смысла. Я сам был футболистом и знаю, как все эти крики воспринимаются, когда ты находишься на поле. Там ты ничего не слышишь. Даже чтобы до партнера что-то донести, к нему надо подбежать чуть ли не вплотную. И уж точно на поле не до тренера. Ты должен до игры все разжевывать, объяснять. А у нас бывает так, что ты только мяч разыграл, а тебе уже кричат: «Вправо уходи, налево пасуй!» А что ж ты, тренер, до игры делал, если ты сразу начинаешь подсказывать?

У меня в карьере был любопытный случай. Играли матч на призы газеты «Неделя» с «Кайратом» в манеже. Бесков обычно футбол смотрел с трибуны, а тут спустился вниз. На мое несчастье, я играл как раз на том фланге, который был максимально близко к скамейкам. Игра нам давалась, все получалось – никаких проблем. Но Константин Иванович решил помочь команде. А то, получается, он вроде как не принимает участия – без него побеждают. И начал кричать: «Алик, скажи Мирзояну, чтобы перестроился! Алик, пасуй вправо! Алик!» Я – ноль внимания, делаю свою работу. Бесков не унимается: «Алик, Алик, Алик!» И тут – заброс на мой фланг, на Пехлеваниди. Я первый на мяче, рядом Дасаев, могу спокойно отдать ему мяч. И Пехлеваниди вроде как не очень настойчиво бежит. Но я специально останавливаюсь и оборачиваюсь к скамейке: «Что, Константин Иванович?»

Пехлеваниди в итоге добегает до мяча, мчится к воротам и забивает гол. Я смотрю на Бескова. А тот машет рукой: «Да ну тебя!» И после этого замолчал.

Из воспоминаний Андрея Тихонова, полузащитника «Спартака» 1990-х годов:

– На скамейке Олег Иванович всегда был спокоен. Раздражение и эмоции пошли только в тот момент, когда тренерский штаб во второй раз пополнил Вячеслав Грозный. Тогда Романцев тоже стал что-то выкрикивать. А до этого все было без лишних накачек.

Ту дисциплину, которую я требовал от ребят, было гораздо легче соблюдать, нежели нарушать. Она была очень мягкая – вовремя приехать на базу, вовремя прийти на тренировку и качественно оттренироваться. Прежде всего – пунктуальность. И отдача на тренировках. В мелочах я за футболистами не следил, по номерам не ходил и от помощников этого не требовал. Знаю, что Валерий Васильевич Лобановский даже по домам холостых ребят ездил, следил, чтобы не слишком загуливали. Наши ребята знали – слежки за ними не будет. Но понимали и другое: если что-то учудят (в том числе на алкогольном фронте) – никакого прощения им не будет.

С двух до четырех, например, в Тарасовке категорически запрещалось ходить по базе. Это было время отдыха. Данное требование касалось всех, в том числе обслуживающего персонала. Это требование было и во времена Бескова, и я его сохранил, когда стал тренером «Спартака». Меня до сих пор, если поем часа в два, после этого сразу клонит в сон. А когда работал тренером, брал с собой бадью кофе. Это ребята могут отдыхать, а мне надо работать, готовить следующую тренировку.

Из воспоминаний Анны Чуркиной:

– Из игроков порядок больше всего любил Тихонов. В столовую всегда приходил первым, без опозданий. Нарисуется, встанет у раздачи: «Павловна, ну чего там у нас?»

* * *

Главное наказание для нарушителей дисциплины было простое – вывод из состава. Или в дубль отправлял, или сидели в запасе. А мог и по-другому наказать – просто не смотреть в сторону игрока на тренировке. Они же все звезды, им особый подход нужен. Все с характером. Я обычно на тренировках подсказывал ребятам, обращался к кому-то персонально, иногда шутил. А тут мог сознательно не обращать внимания. Они это сразу чувствовали. И понимали, за что к ним такое отношение.

Или, допустим, надел футболист бутсы не своего размера. Из-за этого натер мозоли – не может тренироваться. Это у нас называлось «самострел». Сам виноват – отдохни вне основного состава, если такой разгильдяй. Вспоминаю цитату из фильма «Женитьба Бальзаминова», который я очень люблю: «Какой же ты писарь, когда карандаш потерял? Карандаш для тебя – это что у солдата ружье! Так нешто солдаты ружья теряют?» Бесков в «Локомотиве», мне рассказывали, вообще отчислял за грязные бутсы. Не следишь за своим инструментом – свободен!