– Господь Всемогущий! – выдохнула Надия.

Амин сразу же понял, что произошло – немедленно спрыгнул вниз, вынул связку ключей, освободил умершую от цепей. Потом толкнул Надию в спину в сторону карабкающихся наверх рабов, а сам продолжал смотреть на скрюченный труп.

– Наверх! Полезла наверх! – скомандовал он.

Вместе с Абдулой они сели на корточки на краю ямы и молча смотрели на умершую.

– Сулейман придет в ярость, – раздраженно прокомментировал ливиец. – Если так пойдет дальше, то мы никого не приведем к Красному морю.

– Завтра нужно чтобы кто–то сидел там же с фонарем, – Амин подошел к Надие и внимательно осмотрел ногу.

– Почему не дала знать? – еле сдерживая ярость, спросил он.

– Откуда я могла знать?– начала она тем же тоном, но потом, смягчившись, продолжила. – Должна была предположить… Что еще можно сделать, когда сидишь там, внизу? – она взглянула на него и, понизив голос, пробормотала. – Второй раз я не выдержу… – и добавила уже боле решительно. – Если хочешь бежать со мной, нужно бежать сейчас…

Амин опустился рядом на корточки.

– Решилась? – спросил он. – Все сделаешь, что попрошу?

Она утвердительно кивнула головой.

Было заметно, что негр сомневался, подозревая какой–то подвох.

– Не хочешь ли обмануть меня, черная? – он взглянул на нее в упор.

– Единственное, что я хочу – это чтобы меня не привели в Аравию… – уверенно ответила она. – Все, что угодно, только не это. Бежим! Но только быстрей… Чем глубже мы будем уходить в пустыню, тем меньше у нас шансов вернуться…

Амин молчал, размышляя над ее словами, наконец, решительно кивнул и ответил:

– Завтра. Завтра ночью.

Поднялся на ноги и неспешным шагом вернулся к Абдуле, который, продолжая сидеть на краю ямы, следил за каждым его движением, не сводя с него задумчивых глаз.

Какая–то точка двигалась по равнине, так далеко, что невозможно было определить человек ли это идет, либо какое–то животное.

Светало и это перемещалось очень быстро, словно стремилось преодолеть расстояние до того, как солнце поднимется и зависнет над песками, выжигая все живое.

Давид пригляделся и понял, что к нему приближается всадник и едет он со стороны оазиса – без сомнения это был Алек, а потому, не мешкая, сел в джип и поехал навстречу.

То и в самом деле оказался англичанин. Они сели в тени автомобиля.

– Какие–нибудь новости? – живо поинтересовался Давид.

– Ничего нового, – ответил Алек. Помолчал и, озабоченно покачав головой, продолжил. – Меня беспокоит, что Разман и Таггарт не объявились до сих пор.

– Когда они должны были вернуться?

– Неделю назад… У них хорошие верблюды, арреганы, быстрые и выносливые, к тому же, оба знают дорогу… – он зажег сигарету и нервно затянулся. – Вчера послал Марио на их поиски, он вначале поехал к дому Зеда–эль–Кебир, куда они должны были добраться в последнюю очередь. Весь север, до самого Сиди–эль–Нумиа остался открытым. Там лишь я и Говард патрулируем, но это слишком много для двух человек.

– И что собираешься предпринять? – озабоченно спросил Давид.

– Ничего… Молюсь лишь чтобы Разман и Хьюго возвратились как можно быстрее и принесли с собой какие–нибудь новости, – голос его зазвучал чуть уверенней. – Может быть нашли что–то…

– Мне кажется, ты и сам не очень веришь…

– Не так, чтобы и очень…, но у нас агенты во всех населенных пунктах…

Давид взглянул на него, немного помолчал, но потом, все же, решился и спросил:

– И кто же финансирует все это?

Алек продолжал смотреть перед собой.

– В самом деле, тебя это интересует?

– Даже очень.

Англичанин некоторое время молчал, раздумывая, когда начал говорить в голосе его зазвучали грустные нотки:

– Финансирует все это «предприятие» один капитан–работорговец. Старая каналья сколотил состояние, перевозя рабов, убивая людей и обманывая всех и вся, кто встанет у него на пути. По прошествии двух сотен лет его капитал рос и рос, пока не попал в мои руки, – он искоса взглянул на Давида и криво улыбнулся. – Ирония судьбы, не правда ли?

– Странный ты человек… – Давид немного смутился, но, все же, продолжил. – Вроде, все у тебя есть, о чем может мечтать человек и прекрасная любящая женщина в том числе, и, тем не менее, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что тебе дала жизнь, каждый день рискуешь потерять все в этом аду… Почему? Что за причина?

– Не слишком ли часто ты повторяешь этот вопрос, друг мой? Ищешь логичный ответ, но в этом случае логика бессильна, для этого случая не существуют логичные ответы…

Почему альпинисты лезут на скалы? Что заставляет ученого пятьдесят лет своей бесценной жизни потратить на исследование какого–нибудь микроба? От чего девушка, молодая и красивая, вдруг уходит в монастырь? – он замолчал и начал задумчиво чертить рукоятью хлыста круги на песке, потом продолжил говорить, смотря перед собой на какую–то ему одному видимую точку на горизонте. – Мы, люди – существа весьма странные и, к счастью, очень сильно отличаемся друг от друга… Для большинства эта пустыня представляется забытым богом уголком планеты и вся наша борьба – что–то вроде сражения Дон Кихота с ветряными мельницами. Но лично я сумел постичь самого себя именно здесь, сумел понять свою собственную натуру и понял еще, что был рожден для этой борьбы – тихой и безнадежной, но каждую ночь я чувствую, что день был прожит не зря и ни одна капля драгоценной воды не была пролита напрасно…

– Для большинства людей борьба за существование отнимает все силы и все время и ни на что другое, просто, не остается ни сил этих, ни тем более времени, – указал Давид. – Может быть, нужно родиться богатым, чтобы в жизни появился другой стимул?

– Ты родился богатым?

Давид неопределенно пожал плечами.

– Ни богатым, ни бедным…

– И тебе трудно зарабатывать себе на жизнь?

– Ну… в начале было трудно, очень трудно… – он улыбнулся своим воспоминаниям . – Так я думаю! Но мой пример уникален в своем роде. Для меня фотографировать – всегда означало «делать что–то»… На самом деле, думаю, что я как раз и начал открывать для себя мир, когда стал смотреть на происходящее вокруг через объектив.

Я мог красочный пейзаж поместить на почтовую открытку, используя лишь широкоугольный объектив. А позже, когда начал работать макро объективами, фотографировал разных насекомых и смог превратить мир паука или муравья в огромное изображение, вот такого размера, – он развел руками и рассмеялся. – Как–то я целый год занимался тем, что фотографировал пестики и тычинки разных цветов и пришел к необычному заключению, что их микроскопический мир существует параллельно с нашим… – он помолчал, словно подбирал нужные слова, для того чтобы объяснить подробнее, что чувствовал. – Однажды я прочел, где точно не помню, что если человек дошел до определенной границы, когда все достижения технического прогресса перестали удивлять его, то нужно вернуться назад и поискать смысл, или как это еще называют – правду жизни, в противоположном направлении… Думаю, что автор предлагал что–то вроде возвращения к Природе, чтобы мы опять начали искать и рассматривать те многочисленные микроскопические миры, что окружают нас со всех сторон, и которые мы не видим, потому что сосредоточили свое внимание и в какой–то степени даже ослеплены вещами большими, огромными…