«В один прекрасный день ты повзрослеешь, Марио, – вздохнул он грустно.– Повзрослеешь и вырастешь, наконец–то, и потеряешь интерес ко всему этому, и вот тогда уже не будет никакого смысла продолжать жить…»

Тени поползли по земле, наступал вечер.

Она открыла глаза, но сразу же зажмурилась от навалившегося на нее чувства отвращения и боли. Рядом дремал Амин. Она припомнила сцены этого утра.

Никогда не могла представить, что человек может чувствовать себя настолько униженным, как она себя ощущала, когда вынуждена была без сопротивления отдаться этому…, притворяясь, что ей нравятся его звериные и похотливые ласки, мокрые губы, всюду проникающие пальцы…

Господи! И как теперь глядеть в глаза Давиду, если однажды мы встретимся опять? И как продолжать жить с такими воспоминаниями?

Она приподнялась, посмотрела на свое обнаженное тело и почувствовала, как лицо запылало от накатившей огненной волны стыда. Поискала взглядом, одежда ее разорванная валялась вокруг того места, где Амин, ослепленный звериной страстью, накинулся на нее и если бы в тот момент к ней вернулась способность мыслить рационально, то она удивилась бы символичности того, что самый интимный предмет из ее растерзанного гардероба лежал под тяжелым ботинком негра.

Она протянула руку, взяла тот кусок ткани и начала одеваться.

Амин сразу же открыл глаза.

– Что делаешь? – спросил он угрожающим тоном.

– Одеваюсь…

– Я еще не закончил…

– Еще нет? Мы не можем весь день кувыркаться на песке, а ночью убегать от Сулеймана…

– Кто–то и не может, но только не я! – гордо заявил негр. – Я уже говорил тебе… Я самый сильный во всем. Кто–нибудь с тобой занимался любовью так, как я?

Не взглянув в его сторону и не удосужившись ответить, продолжила одеваться.

Подобрала с земли порванную блузку, одела ботинки и протянула руку к фляге.

– Осторожней с водой, – предупредил ее Амин. – Больше воды у нас нет, а путь предстоит длинный…

Она сделала маленький глоток, аккуратно завернула крышку и положила флягу рядом.

– Ты мне не ответила.

Она покосилась на него.

– На что?

– На мой вопрос… Тебе кто–нибудь доставлял столько удовольствия? – и вдруг рассмеялся. – Девственница! Говорила, что ты девственница… – он упал на спину, хохоча громко, почти захлебываясь смехом. – Никогда этому не верил! – он вдруг перестал смеяться и злым голосом потребовал:

– Отвечай! Был ли у тебя кто–нибудь такой, как я?

– Нет, – еле слышно прошептала она. – Никогда.

Он поднял руку, схватил ее за волосы и притянул к себе.

– Я был в этом уверен… – довольный собой прокомментировал Амин. – Давай–ка начнем все сначала.

– Скоро стемнеет и нам нужно уходить.

– У нас есть еще около часа.

Наклонив ее голову, он впился в губы, словно зверь, рука скользнула под блузку, схватил за грудь.

Лежа поверх него, она судорожно шарила рукой, стараясь найти винтовку, которую Амин всегда клал рядом. Притворяясь, что ее возбуждают его ласки, возвращая поцелуи, постанывая и прижимаясь плотней к его извивающемуся телу, она продолжала пальцами искать затвор старого и тяжелого «Маузера».

А Амин возбуждался все сильнее и сильнее, теряя контроль над происходящим вокруг.

– Ну, же! – умолял он хриплым голосом. – Еще, еще!

Надия поцеловала его со всей страстью, какую сумела продемонстрировать, превозмогая подкатившую к горлу волну отвращения, стараясь левой рукой вынуть затвор, а правая опустилась вниз, и ласкала его между ног, от чего Амин совершенно потерял голову и хрипел, закатив глаза:

– Еще.. Нет! Подожди…Вот так! Подожди еще немного…

И тут, согнув колено, она нанесла ему удар между ног такой силы, что Амин вскрикнул, подавился слюной и, вытаращив ничего не понимающие глаза, начал судорожно хватать широко открытым ртом воздух.

В то же мгновение Надия отпрыгнула назад, схватила валяющуюся рядом флягу и понеслась прочь со всех ног, так, что ветер засвистел в ушах, а негр продолжал ворочаться на песке, зажав руки между ног, и в бессильной ярости хрипел:

– Ах, ты, тварь паршивая, я тебя убью! Убью…

Он продолжал лежать, скрючившись от боли, и тер руками ушибленное место, старясь успокоить дыхание и унять боль. Когда это ему немного удалось, он нашарил в кармане обойму с патронами, поднял с земли «Маузер», чтобы зарядить винтовку, но сразу же обнаружил, что затвор отсутствует. В ярости отшвырнул оружие, посмотрел вслед убегающей девушке и прошипел:

– Сука! Самая настоящая сука!

Вздохнув поглубже, он сел на песок и начал одевать ботинки, не прекращая при этом ругаться:

– Мерзкая, черная девка, я доберусь до тебя… Доберусь и буду душить понемногу, потихоньку… Никто не умеет бегать быстрее Амина… Никто так не насмехался над Амином… – он встал на ноги, согнувшись пополам от неутихающей в паху боли, сделал несколько неуверенных шагов вперед, поднял винтовку и несколько секунд смотрел на нее, раздумывая взять ли ее с собой или оставить здесь же. Посмотрел вслед Надие, удалявшейся с необыкновенно скоростью, и отшвырнул бесполезное оружие.

– Хорошо бежит, проклятая, – прокомментировал он.– Хорошо бежит…

Привычным движением застегнул свой широкий ремень и с решительным видом начал преследование – метр за метром шаг его ускорялся, пока не перешел в бег.

А Надия бежала так, как никогда до этого. Вначале это был сумасшедший «спринт», с одной лишь целью – как можно больше и быстрее увеличить расстояние между ней и ее преследователем, но, спустя минут десять, ослабила ритм и побежала спокойнее, стараясь удерживать, разделяющую их дистанцию, до того времени, как не наступит ночь и вокруг ничего не будет видно.

Этот негр был известен своей звериной способностью ориентироваться в темноте, и она это знала, но одно дело следовать по заранее намеченному маршруту, а другое – преследовать убегающего человека.

Нужно было установить такой же ритм бега, как на тренировках, соразмерять дыхание и шаги, шаг при этом удлинить, расслабить мышцы и представить себе, что она находится не в пустыне, а на тартановой дорожке в Олимпийской Деревне, готовится к ежедневному забегу.

Она оглянулась, Амин уже начал бег. Увидев, что в руках у него ничего нет, она швырнула затвор далеко в густой кустарник, покрепче прижала флягу, выровняла дыхание и побежала, как бегала когда–то марафон.

Перед ее глазами, словно видение, возникло лицо Амина, когда он впивался в ее губы, хрипел прямо в лицо и извивался всем телом, лежа на ней сверху, шепча в ухо всякие непристойности, и у нее от отвращения холодная волна прокатилась по спине, волосы зашевели на голове.