Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я думала, он подсядет ко мне сразу, сразу извинится, как было всегда. Но он все молчит, молчит, молчит…
Не должно быть так. Не сегодня. Не должна я сидеть и отчаянно пытаться сдержать слезы, только потому что гребанный этот макияж беречь надо!
– Я все ждал, когда ты скажешь, что любишь меня, – Кир говорит отстраненно и как-то устало, – старался сам признаваться почаще, чтобы ты оттаивала и ощущала взаимно.
– Я ощущала… – произношу тихонько, глядя на пальцы стиснутые на собственных коленях.
– И все же сказала ты эти слова не мне, – я не вижу его лица, но очень хорошо представляю, как он неприязненно морщится, – а бывшему своему мудню. И он тебе не поверил.
Мои челюсти смыкаются сами по себе. Отчаянно, со скрипом. Я не хотела бы об этом говорить. Да дай мне волю – я вообще на край света подальше от Ройха сбегу.
– Не он мне должен верить. А ты! – отрывисто говорю и все-таки поднимаю взгляд, к своему удивлению все-таки встречаясь с Киром глазами, – Ты веришь?
Правильный ответ должен был быть мгновенным. Безапелляционным.
И его не случилось.
Кир просто смотрит на меня как на мираж, к которому он подошел так близко, и…
Лимузин останавливается. Мы с Киром синхронно дергаемся, вздрагиваем, выглядываем в затемненное окно, почти симметрично вздергиваем удивленно брови.
– Шеф, ты что-то попутал, – Кир барабанит водителю в окошко, – ты куда нас привез?
– Улица Калинина, двадцать восемь, – фыркает водила, – ресторан “Клео”, вон, вывеска отсюда видна, смотрите.
Вывеска и вправду видна, правда честно говоря, когда выглядываешь на улицу – взгляд к ней поднимается очень неохотно. Потому что на широком плиточном тротуаре и на полукруглом узорчатом крыльце ресторана почему-то бушует цыганский табор.
И если в лимузине мы еще недооценивали масштаб действа, то стоит нам только высунуть нос наружу – нас хватают за руки, тащат вперед, внутрь этого праздника жизни, где восторженно вскрикивают скрипки, бубны чеканят ритм и душевно надрывается гармонь.
– Наконец-то, молодые, молодые, – я слышу восторженное и догоняю, все это – чье-то поздравление, только не понятно чье.
– Что тут происходит! – Кир пытается удержать меня, да и мне если честно не очень хочется поддаваться напору черноглазых цыганок, но их так много и они такие громкие…
Мой взгляд выцепляет стоящую чуть поодаль маму, вместе с Каролиной. Мама смотрит на нас с Киром с легкой улыбкой. Кажется, её происходящее забавляет. У меня есть первый подозреваемый.
– Нет, вы посмотрите на него, – меня все-таки отрывают от Кира, и ловко-ловко увлекают в гущу приплясывающих и гибких девиц, – красоту какую у матери забирает, а сам – ни монеточки не заплатил, ни краюшкой не угостил…
Выкуп.
Дурацкая традиция, сколько раз я её видела, и кажется Анька позавчера даже заикалась – будет ли он у нас и не надо ли ей готовиться. Я сказала, что нет, а она… Кажется расстроилась.
Вот мне и второй подозреваемый!
– Невесту мне верните! – я слышу голос Кира, и он вроде как все еще слегка раздраженный, но в нем уже звучит обреченность. Кажется он тоже понял, что это все – дурацкий розыгрыш и надо сначала отыграть его до конца, а потом разобраться кого за неё убивать.
– Какую невесту? – этот грудной и мягкий женский голос который раз берет слово, видимо это и есть главная ведущая, – смотри нас сколько здесь, красавчик. Бери любую, любая пойдет.
– Мне нужна моя.
Твердость Кира явно восхищает цыганок – они особенно оживляются.
– А ты уверен? – поддразнивает ведущая, – ты ж еще не всех посмотрел. А ну-ка, красавицы мои…
Цветастые яркие юбки широкие и длинные, оживают и словно превращаются в крылья. Цыганки окружают Кира двойным кругом, каждая гнется, приплясывает, норовит привлечь внимание к груди украшенной позвякивающими ожерельями из монеток.
Меня отвлекают, отворачивают от Кира, набрасывают на плечи какую-то ткань. Вблизи, оказывается, что это цветастое платье, похожее на цыганское. Длинное, скрывает мое свадебное даже со шлейфом.
– Это зачем?
– Надо, красавица, надо, – таинственно улыбается мне какой-то странный чернявый цыган, и что-то в его голосе мне мерещится знакомое. Но….
– Давай, давай, – шепчутся девушки, и подталкивают меня в в спину и плечи, уводя все дальше от входа в ресторан, – беги, беги…
А вот и похищение невесты.
Помню я такой ритуал, только мне казалось – его после росписи обычно проворачивают. Впрочем… Я не знаток. Кто его знает, этих дурацких организаторов. Потом, поймаю Аньку, откручу ей башку и … посмеюсь с ней вместе.
Пожалуй это все-таки весело!
Я бегу в окружении девушек, огибаю ресторан, оказываюсь в узком проулке за ним, на парковке для персонала, судя по всему. Оглядываюсь назад – никого не вижу, а меня продолжают тащить вперед, между чужими машинами. В какой-то момент, особенно ретивый аниматор даже какую-то темную ткань мне на голову набрасывает. Что за…
Мой путь заканчивается почти в тех же условиях, что и начинался – меня впихивают в машину, на заднее сиденье. Я неловко шарюсь одной рукой по мягкому креслу, а другой – пытаюсь стянуть ткань с головы. Да что за хрень, это мешок что ли?
– Давай помогу, – совершенно неожиданно звучит над моим ухом мягкий насмешливый и до возмущения – знакомый мне голос. И руки, что обвивают меня за талию, перетягивая с кресла на мужские колени знакомы мне более чем.
Длинные пальцы прихватывают все-таки мешок на моей голове за уголок и дергают его вверх.
– Ну привет, Холера, – Ройх улыбается мне ласково, почти нежно, – ты же не думала, что там во дворе это было все, на что я способен?
Я шарахаюсь от него к двери – к ближней, но тут же делаю для себя два неприятных открытия – во-первых, двери заблокированы. Во-вторых – мы уже едем и довольно быстро. Прочь от ресторана.
– Ты… – горло сводит яростным спазмом, теперь уже я, а не Кир выкипаю от бешеной злости.
– Я, – Ройх кивает напротив, возмутительно буднично, – я говорил, что ты не выйдешь замуж за этого сопляка, Катюша. И ты не выйдешь!
Наверное, я должна кричать. От ярости, разрывающей меня на клочья, от ненависти, выжигающей меня дотла, от … лютой боли, что жжет в самой моей глубине.
Но крика нет.
Вместо тысячи слов я впиваюсь когтями в его лицо. С остервенением, с отчаянным желанием причинить ему боль! Хотя бы чуть-чуть похожую на ту, что я испытываю каждый раз, когда его вижу.
Браво!
Он терпеливо выдерживает почти минуту до тех самых пор, как реакция на боль все-таки проступает на его лице. Но все-таки ловит меня за руки, а я почти дочертила кровавый свой узор до самого его горла. Чтобы кровь тонкими струйками потекла под воротник белоснежной рубашечки!