немертвые умброты и огромные черви, которые удерживали истлевшие тела, начали корчиться, визжа тонкими голосами, пока толпа перепуганных людей превращала их в жидкую кашу.

Поднялось облако пыли. Раненые продолжали кричать.

Габриэль взлетел над полем боя, чтобы осмотреть его. Крылья его скакуна мерно били по воздуху. Гиганты миновали его укрепления в трех местах: нордиканцы позволили им пройти, и там лежали четыре туши, забитые топорами северян. Там, где стояли стрелки, умброты убили около дюжины человек. Прорвались за частокол они и там, где были вардариоты, но те не стали удерживать позиции — они просто отступили верхом и убивали тварей с расстояния в несколько корпусов.

Но погибшие среди них были. Как и среди императорского отряда, и среди гильдейских. А под знаменем стоял Морган Мортирмир. Ближайший умброт рухнул, почти касаясь его длинными изогнутыми клыками. Солнце не сдвинулось с места, бой продлился всего несколько минут.

Габриэль смотрел вниз с замиранием сердца.

«Ненавижу убивать то, что не могу съесть», — заявил Ариосто.

— У него не было шансов, — сказал Мортирмир, — он даже не думал победить.

— Морган, — мягко отозвался Габриэль, — я пока не настроен обсуждать это.

— Но все-таки он противился моему заклинанию. Это плохо. Я нащупал связь между ними и разорвал ее.

Габриэль вздохнул раз и другой. А потом почти против своей воли спросил у молодого магистра:

— Что еще за связь?

— Одайн — не одно существо, — начал Морган.

— Знаю, — перебил Габриэль чуть более сердито, чем намеревался.

Габриэль посмотрел на Тома Лаклана, который в свою очередь наблюдал, как лучники собирали драгоценную умбротскую кость, пока пехотинцы в доспехах сжигали все, где могли остаться черви.

— Конечно, милорд, — Морган пожал плечами, — вот только у него был пассивный щит, сквозь который ничего не проходило. И он бил меня снова и снова, не очень сильно, но очень умело.

— Да, — согласился Габриэль, — каждую контратаку приходилось…

— Просчитывать, — с этими словами Морган посмотрел на громадного горца в иссиня-черных доспехах: — Томас Лаклан, приношу свои извинения. Если бы не твоя сила, я был мертв.

— Да уж, парень. А как же твое драгоценное колдовство? — не упустил шанса Том.

— Я слишком много потратил на… драконье заклинание. Так его назвал наш противник. — Мортирмир внезапно превратился в несчастного семнадцатилетнего юношу. — Я облажался. И мне пришлось стараться изо всех сил, чтобы просто остаться в живых в эфире. Пока Габриэль не атаковал, он сосредоточил все силы на мне. А ты решил напасть в реальности. Почему?

Габриэль смотрел на похоронную команду, пока Анна снимала с него доспехи. Он намеревался лично проверить, как хоронят его людей.

— Обычно я могу заставить Диких переключиться на меня. — Он пожал плечами. Казалось, что он уже где-то далеко.

— Еще одна причина создать Оскверненные мечи. В реальности никто не обращает внимания на заклинания.

Габриэль застыл. Поднял руку, приказывая пажу остановиться.

— Кажется, это самая важная вещь, которую ты сказал в жизни.

— Вот уж сомневаюсь. Во-первых, я сказал…

— Не сейчас, Мортирмир.

Анна сняла с него кольчугу, и Габриэль вздохнул.

— Думаешь, он правда хотел сдаться?

На лице Мортирмира промелькнуло очень редкое выражение. Сожаление.

— Да. Часть его точно хотела. — Он нахмурился, будто осознав что-то. — Когда я разрывал связи между его частями, они спорили. Когда же я окончательно их убрал, он… попытался покончить с собой.

— Лучше уж так, — вмешался Том Лаклан. — Пусть он будет мертв. Какой-то ты слишком мягкий, император людей.

— Шестьдесят убитых — лучше? — спросил Габриэль. — Я еще даже не знаю, кого я потерял. Калли? Фрэнсиса? Или только Гропфа?

— Слушай, друг, — сказал Том, — нечего плакать по этой твари. Подумай, что скажет Павало. Вспомни всех парней и девок в Даре. Можно с ними что угодно сделать. А прикинь, смотреть на это гребаное стадо днем и ночью. Знать, что дюжины червей хватит, чтобы это все началось снова.

— Виверны перестали нападать, — устало и грустно сказал Габриэль, — и Стражи. И демоны. Они заключили мир. Они даже сражаются вместе с нами. — Он стряхнул руку Анны. — Я собираюсь смотреть, как хоронят наших. — И он ушел.

— Шестьдесят покойников? — настаивал Плохиш Том. — Шестьдесят, и с вонючим Некромантом покончено. У виверн нет империй, они не уничтожают цивилизации. Мы убили Некроманта. Мы выиграли, он проиграл, вот и все.

Габриэль обернулся, сжал зубы.

— Том, ты вообще понимаешь, что мы несем потери с каждой стычкой? Мы стоим на передовой и умираем. Керак, Кронмир, мастер Смит, Уилфул Убийца, Джон Крейфорд, а потом и мы с тобой? Ясно тебе? Они были живы. Теперь они мертвы.

— Да нет, дружище. В песнях они будут жить вечно. И мы тоже. И когда ты подохнешь, я буду с тобой, поэтому сейчас мы должны пить чертово вино, петь песни и, прости господи, цветочки нюхать. И девок целовать. Жизнь слишком коротка, чтобы просрать ее. Они мертвы, упокой их Господь, а мы живы. Аминь.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто.

— Просто, засранец? Ты что, говнюк вроде Мортирмира? Тут нет ничего простого. Я человек пятьдесят убил, пока это понял. Они мертвы, а я — нет.

Том осторожно шлепнул Габриэля рукой размером с добрый окорок.

— Кто тебе еще такой хороший совет даст?

Габриэль невольно улыбнулся.

— Да уж никто. Кроме… неважно.

— Вот именно. Так что потрудись запомнить. Оплакивать мертвых можно, когда у тебя куча времени. А пока правило одно: ты жив, а они мертвы. Нет смысла горевать, надо дело делать. Так?

— Том Лаклан, философ войны.

— Да-да, — ухмыльнулся Том, — вроде того.

Габриэль снова повернулся к Мортирмиру.

— Что случилось в самом конце? Некромант… как будто погас.

Глаза Моргана заблестели.

— Я поглотил его силу, — сказал он, не в силах скрыть свое торжество.

Глава 5

ПЕРЕВАЛ САН-КОЛОМБО И ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЭТРУССИЯ — ДЛИННАЯ ЛАПИЩА

Длинная Лапища только что вернулся из долгого патруля — они ездили на юг, пытаясь поймать патриарха или кого-либо из его офицеров, но только впустую потратили время. Допрашивали перепуганных крестьян, гоняли измученных лошадей, ничего не увидели и не услышали. Герцогиня Вениканская только что отпустила всех своих людей в холмы над Фиренцией, где, по слухам, патриарх скрывался среди своего народа.

Длинная Лапища размял спину, которая довольно сильно болела, и тут же споткнулся, потому что ноги тоже болели.

— Ты захворал? — улыбнулась ему Маленькая Мулен.

— Я старый, — буркнул Длинная Лапища.

У восточного края укрепленного лагеря послышался какой-то шум. Крестьяне еще хоронили мертвых после «битвы при Сан-Батисте» (сняв с трупов все мало-мальски ценное). Некоторые из них подняли голову, кучка детей побежала