Одри трясло, но она исступленно орала и пыталась драться. Правда, хватило ее лишь на один раз, дальше я уже сгреб девчонку и скрутил, не позволяя бросаться на меня.

— Успокойся! — встряхнул ее слегка, надеясь, что этого будет достаточно. — Одри, я не нарочно! Прекрати лягаться, коза ты драная!

— Что-о-о?! Ты меня бросил здесь! Одну!

— Одри!

— Бросил! Я тебе поверила!

— Не надо мне верить! — я уже тоже ору, а ведь собирался все спокойно объяснить. Но когда меня бьют, спокойно как-то не выходит.

— Я тебя ненавижу! Ты… ты…

— Что я? А, зараза, больно же!

— Ненавижу!

Я набрал в рот воздуха. Говорить Одри об Изнанке не хотелось.

— Я не намеренно! Портал… не получился.

— Ты врешь. — Она вдруг отстранилась и обхватила себя руками. — Врешь.

Я помрачнел. Еще один неприятный подарок нашей с девушкой связи? То есть мое вранье или недосказанность она тоже чувствует? Или просто догадалась?

Девушку трясло все сильнее, а лицо превратилось в посмертную маску — такое же белое и застывшее. Так, только истерики нам не хватало!

— Одри, — осторожно положил ладони ей на плечи, — послушай меня. Я не нарочно. Я не контролировал это перемещение, понимаешь? Совсем. Я не врал тебе и действительно хочу попасть к Армону. Ну и еще подальше от Пустоши, она начинает меня утомлять. Ты слышишь?

— Ты исчез. — Ее лицо исказилось, а в глазах появились слезы. — А я осталась в этом кругу. Одна…

— Я не хотел. Ну прости меня. — Демоны, я правда это говорю? Да и плевать, она мне своими истериками все внутренности сожжет, пока я эту связь разорву. Вот она, прелесть женитьбы. Да чтоб я сдох! Уж лучше ее успокоить как-нибудь. И желательно не врать. Чтоб меня. — Я тебя не брошу, слышишь? У нас же эта связь… Она просто не позволит! Кстати, не думай, что я этому рад, меня этот поводок жутко бесит. Но я тебя не оставлю, понимаешь? Ты вернешься домой, я тебе обещаю.

Одри закусила губу, и это выглядело совсем по-детски. Раньше я за ней такой привычки не замечал.

— Ты мне веришь? Реветь не будешь?

Она тяжело вздохнула.

— Ну же, детка, я тебе не вру. Мне жаль, что ты осталась здесь. Опять. Очень жаль.

Закушенная губа не давала мне покоя, и я наклонился, лизнул ее. Не поцеловал, просто провел языком. Только тело отозвалось мгновенно, и желание выбило из груди воздух и налило тяжестью все, что ниже пояса. «Скажу ей, что мне надо для восстановления сил… Очень надо. Уговорю… Или… Не откажет! Не сможет. Лучше в скалах, там теплее, хотя и тесно… Да плевать, пусть она сверху… Интересно, на ней есть белье?… Вот же…»

Оторвался от ее губ и потряс головой. Проклятье, хорошо, что эта связь не дает Одри возможность еще и заглянуть в мою голову. Она бы самолично закопалась под ближайшим деревом. Или закопала меня, что вероятнее.

— Сколько времени прошло?

— Около часа, — она смотрела на меня странно. Ошалела, что ли.

— Ясно. — Отвернулся и вновь принялся чертить круг, восстанавливая линии.

— Лекс?

— Что тебе? — оборачиваться не стал.

— Не надо меня целовать. Я… грязная.

Хмыкнул. Подумал. И расхохотался.

Она грязная. Потрясающе. Если бы она знала, насколько мне наплевать на этот досадный факт! И какие непристойные образы вызывало вот это: я грязная…

Одри буркнула что-то о моей больной голове и затихла.

Линии круга вновь налились светом, да только я даже не успел открывающее заклинание сказать, землю прошила молния. А следом — вторая. И за ней сразу несколько, бьющие по рунам портала. Я кувырком выкатился из круга в промежутке между вспышками, сгреб застывшую Одри и метнулся в щель между скалами.

— Похоже, нам придется пройтись ножками, — мрачно изрек я, рассматривая, как шипящий клубок молний проходится по линиям портала, разрушая его.

Армон

Солнце поднялось уже высоко, но это никак не повлияло на серый туман, клочьями и змеями ползущий по низине. Армон старался не вдыхать глубоко, понимая, что и так надышался достаточно. За белесой мутью ему виделись лица тех, кого давно уже не было в живых, мерещился дом с синими ставнями на лесной поляне, круглый колодец, обложенный красным камнем, и такая же дорожка, бегущая мимо огромных стволов вековых дубов и тонких осин. Он даже ощущал запах — острый запах прелой листвы, земли, сладких ягод, родниковой воды… и людей, что смеялись у дома с синими ставнями.

— Когда же я стану, как ты? — мальчишка закидывает голову, обиженно надувает губы. Он подпрыгивает от нетерпения, переступает босыми ногами на золотых опавших листьях. — Ну когда я стану рихиором? Почему не становлюсь? Я хочу быть, как ты!

— Мал еще для рихиора, — это говорит не он, это смеется темноволосая и кареглазая девушка, отвешивая мальчугану добродушный подзатыльник. — Подрасти, Криф. Встретишь седьмую весну, тогда и обернешься.

— Я хочу сейчас!

— Торопыга… все вы такие…

— Хочу быть, как папа! Рихиором Дубовых Крон! Хочу быть альфой стаи!

Девушка хохочет, и белоснежные зубы блестят на смуглом лице. И он любуется ею. Да и как не любоваться. Она — самая красивая в стае. Самая статная и родовитая…

— Ну когда же я стану рихиором…

Тоска вновь сжала сердце, и волк завыл, не удержав ее. И сразу — зарычал, понимая, что все, что он видит — ненастоящее. Иллюзия. Подделка. Галлюцинация.

Армон прижал морду к земле, с силой втянул запах сырой земли и травы, пытаясь успокоиться. И заставил себя обернуться. Удавалось с трудом. Тело не слушалось, сопротивлялось, не желая возвращаться в человеческую форму. Мышцы дрожали от напряжения и боли, красная пелена застилала глаза, прогоняя иллюзорные образы смеющихся людей. Легкие, казалось, поглощали не воздух, а кислоту, обжигая внутренности и заставляя оборотня дышать тяжело, с хрипами.

Оборачиваться в зверя — наслаждение.

В человека — мучительная боль.

Но он терпел и заставлял себя, прогоняя из памяти картины прошлого и цепляясь за настоящее. Анни. Она пропала. И Лекс. Надо их найти. Надо помочь. Спасти. Он должен.

Трансформация завершилась, и Армон вздохнул свободнее, потряс головой. И полез за запасными штанами. Наученный горьким опытом, он всегда возил с собой несколько пар — обыкновенных, из грубой холщовой ткани, вместо ремня — веревка. Такие не так жалко каждый раз выкидывать. Оделся Армон привычно быстро, сунул ноги в сапоги, благо хоть их успел скинуть перед обращением. Вторых у него не было. Накинул на голый торс короткую верхнюю хруту без рукавов, решив, что рубашку пока прибережет, слишком здесь все… непредсказуемо. А значит, и его обращение может произойти в любой момент.