И, не став слушать их возражений, он был таков.

Катя после всего пережитого все же легла спать. Что сделаешь, если тело свинцом налилось и дрожь внутри не проходит? Но спала она мало. В шесть утра проснулась, оделась, добрела до стоянки отдела полиции, села в свою машину и поехала в Москву. Дома привела себя в порядок, собрала новую сумку с чистыми вещами, выпила кофе. Оделась очень тщательно. Подколола волосы. К девяти была в Главке. Разобралась с текучкой в Пресс-центре и в десять уже докладывала шефу Пресс-службы обстоятельства командировки в Староказарменск. Тот подчеркнул, что убийство сына прокурора Кабановой – дело архиважное и резонансное. И это просто счастье, что Пресс-служба в эпицентре событий и может получать самую свежую информацию из первых рук. Но надо быть очень, очень, очень аккуратной. Екатерина, вы и сами это отлично понимаете, да?

Катя разбиралась с накопившимися делами в Пресс-центре до самого обеда. Потом отправилась обедать, сидела в любимой привычной «Кофемании» – кафе располагалось на Большой Никитской напротив Главка. Она отдавала себе отчет – делает все, лишь бы оттянуть возвращение в Староказарменск. Оттянуть момент встречи с Гектором Борщовым.

Она ощущала дикий дискомфорт в душе после этой безумной ночи. Смятение и глухое раздражение. Убеждала себя, что нельзя копить гнев на человека, пережившего такую трагедию. Человека, раненного душевно так глубоко и непоправимо… Однако не могла с собой сладить.

Какого черта он все это рассказал? Чтобы осадить в идеологической перепалке Герду Засулич? О таких вещах молчат хотя бы ради памяти того, кто погиб. А он предал все огласке. Публично. Захотел объясниться? Неужели не нашел иного способа? Лишил их… лишил ее покоя… преумножил окружающий хаос… Полный кавалер своих орденов… герой… разве такие герои?

А кругом посетители кафе пили тот самый «трахнутый мятный капучино» и раф-кофе, и флэт уайт…

В Староказарменск она вернулась только к пяти часам. И первого, кого увидела в отделе – Фиму Кляпова. В сногсшибательном костюме, при галстуке цвета пепельной розы, не угрюмый, не мрачный, не расстроенный, как прежде, а наполненный неким скрытым внутренним светом (вот что такое любовь!), словно ночник или маяк, он орал кому-то по мобиле, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на нецензурную брань.

– Их обоих с утра не было, – сообщил ему дежурный Ухов. – Ни Патриота, ни Штирлица. Не приезжали они сегодня.

– Здравствуйте. Кого вы потеряли, Фима? – Катя впервые обратилась к нему вот так – все же он ей должен за приход Герды в ИВС.

– Добрый вечер, – он убрал мобильный в карман, – Эпштейна ищу с самого утра. Презентация завтра у «православников» на канале, они телефон мне оборвали – пресс-релиз требуют и все матом кроют. Эпштейн это сам готовил. И как в воду сегодня канул. На звонки не отвечает.

– Надо у его коллеги узнать.

– Аристарх отпросился на сегодня, вчера прислал мне сообщение. По семейным обстоятельствам. У него же брат в Лефортово сидит. Слушайте, я вам сказать хотел еще вчера…

– Что, Фима?

– Спасибо вам, – Фима Кляпов понизил голос, столь похожий на знаменитый голос Ефима Копеляна, и приложил руку к сердцу, – и за алиби, хоть и опозорился я с ним. Никогда этого вам не забуду. Если что надо – только скажите. Всегда к вашим услугам.

– Хорошо. Спасибо. – Катя улыбнулась. Несмотря на всю одиозность Фимы Кляпова и те ужасные сплетни в интернете, которые она уже успела прочесть, он ей безотчетно нравился. Может, потому, что и правда был очень талантлив? – А с Гердой вам нужно терпение. Она редкая женщина, Фима. Она не как другие. К ней нужен особый подход.

Катя отправилась в кабинет Вилли Ригеля, но вдруг услышала за собой в коридоре шаги. Кто-то догнал ее, положил руку на плечо.

– Нет, нет, так у нас дело с вами не пойдет, Катя.

Оглянулась. Гектор. В другом костюме с иголочки – тоже черном. При галстуке. Дорогой одеколон. И не скажешь, что вчера… Лишь тени под глазами. И взгляд…

– На пару слов можно вас? – Он кивнул на дверь свободного кабинета.

Зашли. Гектор поправил галстук.

– Если вы и дальше будете прятаться, избегать меня, то так дело не пойдет. Мы все же в одной лодке – расследуем убийство… если вам, конечно, не надоело… если интерес не иссяк.

– Нет, интерес зашкаливает.

– Я снова прошу у вас прощения за вчерашнее. Больше такого не повторится. Никогда.

– Это радует.

– Даже если я что-то наболтал дерзкое, то… у меня и в мыслях не было обидеть или оскорбить вас, Катя.

– Вы можете посмотреть в мессенджере, что вы говорили. Там же есть текст.

– Я прочел. – Гектор помолчал. – Я в третий раз прошу у вас прощения. Не заставляйте меня унижаться.

– Унижаться не нужно.

– Так все будет как раньше? – спросил он тихо. – Или по-другому?

– Что вы имеете в виду?

Он сунул руки в карманы брюк, приподняв полы пиджака.

– Вы и так меня едва терпели. А теперь вообще игнорируете. А нам работать вместе еще немало.

– Гектор, мы будем работать. И на работе это никак не отразится. Я хочу сказать, что я глубоко вам сочувствую в вашей невосполнимой утрате. Я понимаю, что вы пережили и что переживаете сейчас…

– Вы не понимаете… нет, нет. – На его лице появилась какая-то странная слабая улыбка, словно азот… веселящий газ все еще туманил его сознание. – Замечательно. И самое главное – все сразу ясно. Но знаете, Катя, как говорит наш Фима – слово не воробей. Я же сказал… написал вам то, что написал.

Она хотела ответить ему, но дверь в кабинет распахнулась. На пороге появился майор Ригель.

– Труп в Люберцах, – сообщил он лаконично. – В роще на развилке недалеко от ресторана «Сказка». Прошло по сводке. Я начальнику Люберецкого УВД сейчас звонил – они уже выехали туда. Труп нашел тот самый официант из «Сказки». Сообщил полиции, что знает убитого. Что тот бывал в ресторане в компании Алексея Кабанова. Мы сейчас прямо туда едем.

Катя мимо него ринулась к дежурной части. Кляпов все еще был там.

– Фима, вы нашли Эпштейна?

– Нет. А что?

– Когда вы с ним последний раз разговаривали?

– Вчера. Ну, когда мы здесь были… еще до бара…

– Фима, это его убили! – воскликнула Катя.

Втроем они сели в полицейскую патрульную машину и помчались к развилке. Катя видела в зеркало, что «Лексус» Кляпова следует за ними.

В ста метрах от развилки дорогу перекрыло Люберецкое ГИБДД: нет проезда, работает полиция.

Вилли Ригель предъявил удостоверение, его пропускали, но насчет Кати и даже Борщова гаишники непоколебимо заявляли о необходимости разрешения от вышестоящего начальства – собственного. Пока майор Ригель снова дозванивался начальнику Люберецкого УВД, они терпеливо ждали. Подъехал Фима Кляпов.