– Насчет «сторон» больше не станем спорить. Но вы обещайте мне, что будете осмотрительны и осторожны. И критичны. И объективны. Даже если некто… так красиво геройски рискует собой.

– Хорошо, Клара Порфирьевна, последний вопрос можно?

– О чем? – Кабанова погасила сигарету в пепельнице и тоже поднялась из кресла.

– Вы сказали, что ваш первый муж погиб в результате несчастного случая. Оказывается, это был суицид. Он повесился. Есть материалы в архиве.

– Гектор Борщов и здесь постарался?

– Нет. Не он. Но это правда?

– Правда.

– А что стало причиной?

– Алкоголизм. – Кабанова тяжко вздохнула. – Я скрывала. Мне было стыдно. Он сильно пил. Это был припадок, Катя. Что-то вроде белой горячки. Лесику было тогда десять лет… Он его и нашел в петле в нашей спальне. В нашей старой квартире в Люберцах.

Всю дорогу обратно в Староказарменск – а ехала она долго на рейсовом автобусе – Катя по полкам в памяти раскладывала все, что узнала – не только сейчас от Кабановой, но и вообще – все в этом деле.

Хаос…

Хаос, который пока невозможно упорядочить.

Она и не подозревала, что еще больший хаос впереди. И ждать осталось совсем недолго.

В отделе полиции ее встретил Вилли Ригель.

– Поговорили с Гердой?

– Да. Она приходила?

– Нет. Кляпов в ИВС пишет чистосердечное признание в убийстве. Сейчас уже рабочий день в следственном комитете заканчивается. Я оформлю его признание, зарегистрирую и завтра позвоню следователю.

Катя ощутила, как же скверно у нее на душе, кошки скребут. Вилли Ригель ушел в дежурку. Катя не знала, что делать – идти в отель?

И в этот миг она увидела через окно Герду Засулич. Запыхавшись, та открыла дверь отдела полиции.

– Я ждала, пока Лиза вернется из суда, она в процессе сидела. Я ее оставила с Ирочкой дома. У меня нянька заболела. Где Кляпов?

– Пойдемте в ИВС. – Катя на радостях совсем забылась и завопила на весь коридор: – Майор Ригель! Ура!

Они втроем спустились. Фима Кляпов – без галстука (его у него забрали), без пиджака (он его снял), в рубашке с засученными рукавами сидел за столом и писал «повинную». Из соседней камеры вышел Гектор Борщов.

– Дверь не могу закрыть. Инструкция. – Вилли Ригель обратился к Герде: – Говорите так. Мы отойдем в конец коридора.

Фима Кляпов поставил число и подпись. Герда вошла. Он увидел ее и…

Встал из-за стола.

– Фима, пожалуйста, не надо.

– Что не надо? – Он смотрел на нее так, что будь на месте Герды Снегурочка, она бы в миг превратилась в лужицу талой воды под его пламенным взглядом.

– Я вас прошу не брать такую ношу на себя.

– Я хотел взять другую ношу. Видно, не судьба.

– Фима, пожалуйста… я вас очень прошу. Я вам благодарна и признательна. Хотя можно ли быть признательным за убийство… Но вы этого не делали! Я благодарна вам. Я… я прошу меня простить за то, как несправедливо я поступила с вами.

– Извинения приняты, – хладнокровно ответил своим глубоким баритоном Фима Кляпов.

– Тогда разорвите то, что вы сейчас написали. – Герда шагнула к нему.

– Я не могу. Слово – не воробей. Тем более, мое.

– Я вас очень прошу, Фима.

Он смотрел на нее.

– Ради меня. – Герда подошла к нему близко.

Он сам шагнул к ней.

– Если вас не будет рядом, – тихо сказала Герда. – Кто заступится за меня? Кто защитит нас с Ирочкой?

– Значит, такое ваше желание?

– Да, да! Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста, останьтесь с нами.

– Хорошо. Понял. – Фима Кляпов наклонился к ней с высоты своего роста: маленькая Герда едва доходила ему до плеча. – Тогда у меня тоже к вам просьба.

– Какая? – Герда сразу смутилась.

– Снимите очки.

– Что?

– Очки снимите. Я вас сейчас поцелую.

– Фима, Фима… что вы себе позволяете?

Он протянул руку и сам снял ее модные стильные очки.

– Я же кто? Бандит… капер…

– Фима, это шантаж…

Он поцеловал ее в губы страстно. И отпустил.

– Давно собирался это сделать, Герда.

Она забрала со стола исписанные листы бумаги и сама разорвала их в клочки. Взяла Фиму Кляпова за руку и вывела в коридор.

– Летали амуры, как пули… Братан мой написал в двадцать лет, – объявил Гектор Борщов. – Как в воду глядел. Ну, а теперь давайте все вместе покинем эту юдоль печали.

И они все поднимались наверх из ИВС.

– И как же было все на самом деле? Расскажи нам, – попросил Гектор Борщов. – Мы же все здесь свои. Одна семья.

– Мне надо протокол оформить. Рассказывайте, – поддержал Вилли Ригель.

– Я был в тот вечер в ресторане. Мишка Эпштейн не врет. Я ждал вас. – Фима глянула на притихшую Герду Засулич. – Я вам мейл днем послал. Вы не ответили. Но я все равно вас ждал. Я хотел про Горбатько вам рассказать. И вместе с вами к Кабанову поехать. Хотел отметелить его там у вас на глазах. Об убийстве речь не шла. Просто покалечил бы подонка. А тут привезли от вас коробку… вы мне ее вернули. И я надрался как сапожник. Официант мне такси вызвал. Как доехал до дома, как до квартиры добрался, не помню. Проснулся утром на кровати. С перепоя. Вот так было дело. Не вышло из меня в тот вечер заступника, Герда.

– Вот и чудненько, – подытожил голосом Фагота-Коровьева Гектор Борщов. – А сейчас на радостях… раз все так славно обернулось… предлагаю совсем, ну окончательно покинуть эту юдоль печали и слез и завершить рабочий день в местном баре. Отметить наши скромные успехи.

– Мы сутки с вами, Кляпов, потеряли, – упрекнул Фиму Вилли Ригель.

– А как же показания Горбатько? – спросила Катя. – Это ведь тоже уголовная статья – хулиганство, телесные повреждения.

– А повешенный уже в сомнениях, Катя, – ответил ей Гектор. – Я сейчас с ним в камере беседовал. Он колеблется – а был ли то шрам? Может, татуировка? Не уверен. Сказал, что с опознанием Фимы он вроде как погорячился. А может, и вообще обознался. Так айда в бар при нашем отеле? Всей компанией?

К удивлению Кати, от Герды не последовало никаких возражений. Фима Кляпов спросил ее:

– Вы больше не боитесь, что вас со мной увидят ваши ботаны из комитета?

– Какое им, собственно, дело? – ответила Герда. – Только давайте лучше поедем туда на машине. А не пешком, ладно?

Через минуту они уже грузились в «Гелендваген» Борщова. А еще через семь минут оккупировали в баре при отеле маленький уютный «зал для семейного банкета».