– Чем обязан? – откинувшись на спинку стула, спросил Сергей Львович.

– Вы встречались с моим бывшим родственником, – улыбнулся Геращенко. – Я прав?

– Возможно. Вы, собственно, кого имеете в виду?

Улыбка на его лице начала таять, но он поторопился вернуть ее на прежнее место.

– Господина Никольского.

– Так вы родственники?

– Уверен, вам это известно. Он наверняка сообщил, что я был женат на его сестре.

– Не припомню, – немного подумав, ответил Сергей Львович.

Физиономия Геращенко пошла пятнами, сделавшись похожей на мраморную говядину.

– Изволите шутить? – хмыкнул он. – Ну-ну…

Он продолжал улыбаться, но в глазах плескалась злость.

– С чего ему вдруг об этом рассказывать? – развел руками Берсеньев.

– Все, что он наболтал вам, чушь, – понизив голос, сообщил Геращенко. – Если не сказать – клевета. Это он убил мою жену. Я в этом уверен.

– Да на здоровье. От меня вы чего хотите?

Простой вопрос вызвал замешательство. Видимо, наш гость не ожидал, что разговор пойдет таким образом, и сейчас терялся в догадках, как направить его в нужное русло.

– Мне непонятна ваша роль… Чего вы добиваетесь, копаясь во всем этом?

– В чем? Нельзя ли поточнее?

– Что вам понадобилось на базе Никольского? – уже не пытаясь скрыть раздражение, спросил Дмитрий Геннадьевич.

– Хотел порыбачить, а он ремонт затеял. Весьма не вовремя.

– Вы человек приезжий. – Теперь он пытался говорить внушительно. – И я бы не советовал вам…

– Пошел вон, – перебил его Берсеньев и ласково улыбнулся.

– Жаль, очень жаль, – покачал головой Геращенко, но встал весьма поспешно. – Запомните, вы идете на поводу у убийцы.

– Я чересчур ленив для этого, – отмахнулся Берсеньев.

– Весьма сожалею, что разговора у нас не получилось.

– Поверьте, ваших сожалений я точно не заслуживаю.

В общем, Геращенко удалился с видом побитой собаки, хоть и силился держаться молодцом.

А вот Берсеньев задумался. Я терпела, сколько могла, потом полезла с вопросами:

– Откуда он узнал? Не Никольский же ему сообщил?

– Почему нет? Решил сыграть на нервах. Есть еще пара вариантов: либо он приглядывает за Никольским, либо за нами, что особенно интересно. Потому что попасть в сферу его интересов мы могли лишь в одном случае: если четверка с базы его весьма занимает.

– Значит, он и есть убийца.

– Или до сих пор занят его поисками.

– Физиономия у Геращенко на редкость скверная. Никольский вызывает доверие куда больше.

– Очень мило – судить, преступник человек или нет, по выражению лица. В любом случае сам он никого не убивал. Такие типы предпочитают мочить жен чужими руками. А вот мне следовало быть внимательнее. Вероятно, все это время у нас кто-то сидел на хвосте. А я, разомлев от твоих прелестей, по сторонам не смотрел.

– Только попробуй по сторонам смотреть, – пригрозила я и тут же вздохнула: – Может, нам стоило его выслушать?

– Вряд ли ему известно больше, чем Никольскому. В том случае, если он не виноват, конечно. А если виноват, вряд ли станет каяться.

Из ресторана к дому, где жил Берсеньев, мы добирались довольно долго. Я гадала, с какой стати он выбрал эту дорогу, но тут он произнес, вроде бы просто подумал вслух:

– Не похоже, что нас пасут.

Уже в доме прошелся по этажам, что-то насвистывая. Оказалось, прошелся не просто так.

– Незваных гостей не было, – сообщил он, данное обстоятельство, судя по интонации, его скорее насторожило. А я, наблюдая за ним, вновь почувствовала беспокойство.

Как только мы очутились в спальне, оно вроде бы исчезло, но лишь на то время, что мы любили друг друга. Стоило мне закрыть глаза, и в груди заныло. Хотелось вновь прижаться к нему, ощутив себя в полной безопасности. И я прижалась, обняла его, но саднящее чувство близкой беды не отступило.

Он вроде бы уснул, дышал глубоко и ровно, а мне не спалось. Я лежала, боясь его потревожить. И точно против воли думала, что ничего о нем я по-прежнему не знаю или знаю очень мало, причина его появления здесь выглядит сомнительно, и он совсем не похож на известных мне бизнесменов. От этих мыслей до соответствующего вывода был один шаг, но я, само собой, не могла его сделать, ибо для меня это было равносильно самоубийству.

Так я и лежала до первых солнечных лучей, рука затекла, я чуть приподнялась, чтобы сменить позу, и вот тогда заметила шрамы, тонкие белые рубчики, скрытые волосами. Такие шрамы остаются после пластической операции, и это открытие стало последней каплей, сделавшей мои догадки практически незыблемой истиной, и я бы, наверное, заорала в голос от отчаяния, наплевав на последствия, вообще на все наплевав, но тут Берсеньев лениво произнес:

– Авария. Я тебе рассказывал. Физиономию пришлось сшивать по кускам. Говорят, раньше я был привлекательней.

– Я тебя люблю, – сказала я. Собственно, больше сказать мне было нечего, потому что его слова не имели значения, раз я не могла их проверить, да и не хотела ничего проверять. Стремление узнать правду порой заводит в такие места, где ты бы не пожелал очутиться ни за какие коврижки.

Берсеньев сел, отбросив одеяло в сторону, взял джинсы, лежавшие на полу, и натянул их прямо на голое тело, ремень застегивать не стал. Я испугалась, что он сейчас уйдет, вопрос «куда ему уходить из этого дома?» не стоял, в моих мыслях и поступках не было логики.

– Сережа, – позвала я жалобно и вдруг подумала: имя для него – точно чужое. Оно было само по себе, и реагировал он на него по-особенному, точнее, никак не реагировал. И я избегала его так называть, что, согласитесь, довольно странно. Человеку обычно нравится слышать свое имя, по крайней мере, психологи это утверждают, а влюбленным нравится произносить имя возлюбленного. А вот я как-то обходилась. И за все время впервые обратилась к нему по имени.

Он не ответил и даже головы не повернул, и я почувствовала себя так скверно, что впору волком выть. Сел в кресло рядом с кроватью и теперь сверлил меня взглядом. Потом, точно опомнившись, надел очки и спросил насмешливо:

– Ты в чем меня подозреваешь, милая?

– Ни в чем, – потрясла я головой, зная, что выгляжу неубедительно, и торопливо добавила: – Я боюсь.

– И чего же ты боишься?

На этот вопрос простого ответа не было. То есть, конечно, был, но произнести его я бы ни за что не рискнула. Сказать правду, значит, в любом случае его потерять.

– У тебя опять проблемы со слухом? – усмехнулся он.

– Я боюсь, что ты не тот человек, за которого себя выдаешь, – собравшись с силами, сказала я, отводя взгляд и чувствуя себя так, точно земля подо мной качнулась и теперь стремительно уходит из-под ног.