Сама мысль о нашем разрыве вызывала панический ужас, хотелось топать ногами и орать во все горло, но при этом я не сомневалась: так и будет. Мне его не удержать. И дело даже не в этой Феньке, дело в нем самом. В его неспособности любить? Ни в ком не нуждаться?

Я медленно, но верно погружалась в бездну отчаяния, и тут он спутал все карты. Улыбнулся и сказал:

– Иди ко мне. – И протянул руку.

И я, мгновенно забыв свои безрадостные мысли, скользнула к нему на колени, уткнулась в грудь, крепко обняв, и заревела, теперь уже от счастья, что, находясь в трех шагах от величайшего горя, я вновь практически на вершине блаженства. Такие вот американские горки. «С ним по-другому и быть не может», – успела подумать я.

Берсеньев ухватил меня за подбородок и спросил, смеясь:

– Чего реветь-то? Если тебе станет легче, могу поклясться: мы никогда не были любовниками. Подобная идея мне даже в голову не пришла ни разу.

– Почему? Она ведь красивая?

– Потому что она любила другого.

– А ты? Ты тоже кого-то любил?

– Дружка в детстве. Был у меня пес с такой кличкой. И с тех пор ни разу не сподобился. И стало мне обидно. Все вокруг влюбляются или хоть врут, что влюбились, а я нет. Вот и отправился в дальние края, чтоб найти свою суженую. А она, дурочка, пристает с глупостями и запросто может принца лишиться, потому что терпения у него – кот наплакал.

– Ты всегда жил один? – не унималась я, понимая: другого шанса все это выяснить у меня не будет.

– Ага. И вполне счастливо, кстати.

– И никогда не возникало желания с кем-то связать свою судьбу?

– У тебя еще много дурацких вопросов?

– Что, так трудно ответить?

– Один раз я хотел жениться. Мы подали заявление в ЗАГС, она купила платье.

– А потом полезла к тебе с вопросами? – улыбнулась я.

– Нет. Ее убили.

Он тоже улыбнулся, точно счел это удачной шуткой, а я растерялась.

– Как убили? Почему?

– До конца с этим так и не разобрались.

– О господи… – пробормотала я.

– Если ты обойдешься без проявления сочувствия, я буду очень благодарен. Это было довольно давно, и все мои раны затянулись.

– Ты любил ее? – не удержалась я, радуясь, что вот-вот забрезжит на горизонте простое и ясное объяснение…

– Нет. Но был ей благодарен. Незадолго до этого мы попали в аварию. С подружкой все обошлось, а у меня были весьма серьезные проблемы. Она преданно меня выхаживала, и я решил: такая женщина в доме не лишняя. Вот и сделал предложение. Но судьба распорядилась иначе, и я, бывает, до сих пор гадаю: это она меня так наказала? Или наоборот?

– Знаешь, что я думаю? – сказала я со вздохом. – Ты строишь из себя циника…

– Но душа у меня прекрасная, – радостно закивал он. – И сердце доброе. Только терпения нет. Так что завязывай. Лимит понимания замысловатой женской логики на сегодня уже исчерпан.

Он стал меня целовать, а я только что не визжала от счастья. И даже подумала почти без сомнения: «Он меня любит, просто не хочет признаться в этом. Стоит лишь потерпеть…»

Из постели мы выбрались ближе к вечеру, и Берсеньев сказал:

– Приглашаю тебя в ресторан.

– У нас какое-то событие? – поспешила обрадоваться я.

– Лень ужин готовить. Но если хочешь, событие придумаем. День глупых вопросов и дурацких ответов. Подойдет?

– Я тебя люблю, – заявила я, широко улыбаясь. При желании ничто не мешает ему принять мои слова за шутку.

– Ага. Мне начать беспокоиться?

– В смысле, вещи паковать?

– В смысле, смириться с тем, что теперь о спокойной жизни мечтать уже не приходится. Каждые пять минут вопрос: «А ты меня любишь? А как ты меня любишь? А ты уверен, что любишь? Нет, ты меня не любишь…» Детка, я мужчина в возрасте и проходил все это десяток раз. Ты восхитительна, не отравляй мне жизнь, и я буду с тобой до скончания века.

– Правда?

– Ничего, кроме правды, – подняв руку, провозгласил он.

– Не боишься лишиться свободы?

– Я поставил условие, ни для одной женщины не выполнимое.

– Хитрец.

– Стараюсь, милая. Давай-ка лучше отправимся в магазин и купим тебе платье.

– У меня есть платье, и даже не одно.

– Лишнего не бывает.

– Хочешь откупиться? – засмеялась я.

– Конечно. Путь к сердцу женщины лежит через магазин дамской одежды. А потом пойдем ужинать. Ты будешь самой красивой, а я – самым счастливым.

Мы в самом деле отправились в торговый центр, но, в отличие от первого нашего посещения, я получала удовольствие. Набрала ворох платьев и выходила из примерочной, точно на подиум, строила ему забавные рожицы, а он смеялся в ответ и без конца повторял: «Ты прекрасна, ты восхитительна, нет на свете девушки красивее тебя». И я думала: может, однажды он прибавит к этому «я люблю тебя», но даже если нет… Даже если нет, я не стану расстраиваться, лишь бы только он был рядом.

В ресторан я отправилась в ярко-голубом. По дороге он купил мне букет цветов, и когда мы вошли в зал, все, от метрдотеля до посетителей, смотрели на нас и улыбались, наверное, решив, что он сделал мне предложение. Или у нас годовщина свадьбы. Или день нашей встречи. И я подумала: ничто мне не мешает считать так же, сегодня наш маленький юбилей. И радоваться, и быть счастливой, и верить, что мы всегда будем вместе. В конце концов, у меня столько же шансов, сколько у любой другой девушки. Никто не знает своей судьбы, и в моем случае это скорее хорошо.

В общем, я была намерена вовсю наслаждаться жизнью. Но она вновь внесла свои коррективы. То есть поначалу все было прекрасно: мы выпили и отменно закусили, болтая о пустяках. Собирались перейти к десерту, когда в зале появился мужчина невысокого роста, по-мальчишески стройный, с волосами цвета льна, которые уже начали редеть. На вид ему было лет сорок.

Он вошел, нетерпеливо огляделся и направился к нашему столу. Берсеньев тоже обратил на него внимание, а мужчина начал ему улыбаться еще за два десятка метров. Кивком поздоровался со мной и обратился к Берсеньеву:

– Сергей Львович, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – ответил мой спутник, приглядываясь к мужчине.

У него была безупречная кожа, белая, с нежным румянцем. Такая обычно встречается лишь у младенцев, ну и еще разве что у монашек. Эдакая лучезарная личность, не просто чистенький, а прямо-таки надраенный.

– Моя фамилия Геращенко. Дмитрий Геннадьевич, – продолжил мужчина и указал на стул. – Позволите? – И, не дожидаясь ответа, сел.

В глазах Берсеньева появилась насмешка, а я, еще раз взглянув на Геращенко, подумала: неприязнь Никольского к нему вполне объяснима. Человеку с такой внешностью я бы не стала доверять ни за какие коврижки.