— Можешь не верить, но это правда. Я не сказал ему ни слова.

— Зачем он ищет нас? — после некоторой паузы спросила капитан.

— Как всегда. Ему нужен Ник, — спина Кали напряглась.

— Не всегда, — медленно покачал головой наг.

— Почему ты согласился? — почти прошипела пленнику в лицо птичка.

— Он сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться, — невесело усмехнулся Рид, сверля глазами Калисто.

— Не играй со мной, пират. Почему? — сапсан все еще не понимала, а вот до Калеба и Сайруса, кажется, дошло.

— Никар обещал мне самое редкое, самое желанное… Сокровище океанов, которому нет равных, — на лбу Кали появилась морщинка.

— Калисто…

— Уведите его. Его и квартирмейстера под замок, остальных переправьте назад на корабль. Как только сделаете, сразу же отплываем. Завтра к полудню мы должны добраться до Шагара.

— Мы не успеем, — нахмурился Калеб.

— Успеем. Я встану за штурвал.

— Калисто, — груна подняли на ноги, — я хочу поговорить с тобой, когда ты немного остынешь.

— Нам не о чем больше разговаривать, Рид. Мне жаль, действительно жаль, — мужчины скрылись за дверью, я обошел кресло и опустился на пол в ногах птички. Слишком задумчивой, серьезной птички. Она хмурилась и смотрела прямо перед собой, пальцы выстукивали дробь по подлокотнику.

— Кали… — начал я, сам еще толком не поняв, что собираюсь сказать.

— Мы должны успеть, просто обязаны, — капитан словно разговаривала сама с собой, была где-то очень далеко в своих мыслях. — Знаешь, — она вдруг заглянула прямо мне в глаза, запустила руку мне в волосы, легко сжала шею, от удовольствия глаза закрылись сами собой, — я рада, что встретила тебя.

Действительно рада. И спасибо тебе. За то, что поддержал, помог справиться с Ридом, с воспоминаниями, с кракеном. Спасибо.

— У меня есть друг, там, на большой земле. Он помог мне выбраться с пустошей когда-то. Он уверен, что слова ничего не значат, он почти никому не верит, он упрямый и немного сумасшедший, очень властный, никогда не извиняется. Но есть в его жизни единственное существо, ради которого он готов поставить мир на колени. Раньше я не до конца понимал его, теперь, кажется, понял.

— Я убил вожака клана. Он не был хорошим мужиком, тем более не был хорошим главой, многие желали его смерти, давно хотели сместить, но подступиться не могли. И совет нашел меня, тогда я был обычным наемником. Мы договорились, я убиваю Орила, они якобы проводят надо мной суд, на самом деле платят деньги и отправляют куда-нибудь подальше, к тем же горгульям. А через года три, когда все стихнет, я возвращаюсь. Я согласился, почему бы и нет, в конце концов? Хорошая работа, хорошие деньги. Они все организовали, убрали охрану, лишних свидетелей, дали мне возможность прикончить ублюдка. Но… В общем суд стал настоящим. Я был молод и глуп, не понимал, что им нужен кто-то, на кого можно повесить всех собак, просто не думал об этом, не видел подвоха. Через три дня после смерти Орила я оказался в пустошах.

— Мне жаль, Тивор.

— Не жалей меня, я поплатился за свою глупость, стал умнее и выносливее, научился давить в себе волка, лучше контролировать хаос, — я поцеловал острую коленку, и закрыл глаза, прислоняясь к ней щекой. Кали осторожно перебирала волосы на моем затылке, мерно покачивался на волнах корабль. Сон сомкнул мне веки незаметно.

Очнулся я уже волком.

Калисто Серебряный Сапсан, капитан «Пересмешника»

— Мой капитан, — дверь открылась, и на пороге застыл напряженный, натянутый, как трос поднятого флага, Калеб. Губы были сжаты в тонкую линию, глаза опасно блестели. Рид сумел стать сюрпризом и для него, — команда готова к отплытию, мы поднимаем якорь.

— Хорошо. Я буду на мостике через несколько вдохов, — эльф развернулся и вышел, одарив меня задумчивым взглядом. Все сокровища Северного моря за мысли, которые сейчас роятся в его голове. И даже больше.

Я опустила глаза вниз и с удивлением обнаружила у своих ног спящего Тивора. Он едва заметно улыбался во сне, огромная лапища обхватила меня за лодыжку, размеренное дыхание щекотало коленку. И совсем не хотелось становиться за штурвал, орать на команду, заставляя их шевелиться, нагонять в паруса ветер.

Я провела рукой пару раз по темной макушке уснувшего волка, и с неимоверным усилием поднялась на ноги, подходя к кровати.

Пусть отдохнет, без него я бы сегодня едва ли справилась. Рядом с оборотнем было так спокойно, так… как в лодке в ясную погоду на озере, когда теплое летнее солнце ласкает кожу щек, когда тихо плещется о борта вода, когда перешептываются деревья, и поют птицы. Или когда ты паришь в небе высоко над землей, распахнув крылья, не управляя, не контролируя полет. Позволяя воздушным потокам самостоятельно направлять тело, путаться в перьях, подхватывать и мягко баюкать в своих объятьях. Хорошо.

Я моргнула, укрыла Тивора одеялом и направилась к выходу. По ту сторону двери меня ждала реальность. Полтора выматывающих, трудных дня.

Но пусть задерут меня морские бесы, если я сдамся в конце пути.

— Поднять паруса, обновить защитный контур, больше креплений на мачты. Воздушники по местам! — отдавала я команды, сама погружаясь в Ника, почти полностью сливаясь с кораблем. — Калеб, мне нужен будет Гидеон где-то ближе к закату. На кухне сегодня дежурит юнга.

— Да капитан. Можем мы еще чем-то помочь?

— Пока нет. Остальное по ходу.

— Принцесса, ты уверена, что справишься? — шепнул эльф на ухо.

— А ты сомневаешься? Думаешь, у меня упрямства не хватит?

— Вот насчет твоего упрямства я не сомневался никогда, — фыркнул квартирмейстер и пошел отдавать указания.

Я же полностью слилась с Ником. Знакомая, теплая, родная энергия пробежала от кончиков пальцев на ногах до самой макушки, оплела и закутала в себя. «Пересмешник» мягко светился и вибрировал от удовольствия, вселяя и в меня уверенность. Все у нас получится, все у нас непременно будет хорошо, надо лишь сделать последнее усилие, надо лишь еще немного постараться.

Я бросила взгляд вниз, убедилась, что воздушники на своих местах, и начала потихоньку наполнять паруса ветром, призывая, прося и уговаривая стихию помочь своей непутевой дочери и ее странному кораблю.

— Начали! — крикнула ребятам и провалилась в магию.

Сила откликнулась быстро, потекла по венам, мышцам, разлилась на коже, засеребрилась толстой нитью между мной и Ником. Все верно. Я — всего лишь проводник.

Первые несколько лучей «Пересмешник» подбрасывало на волнах, как детский бумажный кораблик. Я, воздушники, сам Ник привыкали друг к другу, к ставшей общей магии, а потом паруса натянулись туже, ветер перестал беспорядочно бить в ткань, загудел в мачтах равномерно и монотонно. Закончилась качка, перестала ходить ходуном под ногами палуба.