я была гораздо смелее. Я встаю на нос лодки и смотрю перед собой. Позволяю себе погрузиться в темные воды.

Мне кажется, что я возвращаюсь домой.

– Папа, раскрой свои объятия! Смотри, я иду домой.

Я понимаю, что нахожусь где-то за гранью реальности. Может быть, это сон, который заманил меня в ловушку. А быть может, я снова провалилась в небытие.

Нет.

Девушка в белом платье словно выпрыгнула из воды на камни. Она выше ростом, но более стройная, ее волосы длинные и мокрыми локонами стекают по телу. Уголки глаз покраснели от слез. На ней снова белое платье. Она вся мокрая, как будто только что вышла из океана. Она сутулится, как будто крылья тянут ее к земле. Руки обнимают тело.

– Нова!

Она идет по камням, ее босые стопы изрезаны. Она не видит ничего, кроме океана. Вокруг снова становится темно. Она озирается по сторонам. Ее интеллект возрос, но страх не уменьшился. Она думает, что теперь может видеть гораздо больше, но взросление лишь обострило ее одиночество. Она блуждает под темным небом, по берегу океана среди бесконечных скал. Изо всех сил старается не упасть, не умереть.

Когда она оборачивается…

– Нова, открой глаза.

Когда она оборачивается… я вижу красные капли на ее платье. Я как будто смотрю на себя со стороны. Вот я маленькая девочка. Вот меня забирают у матери, сажают в лодку и увозят прямо в открытый океан. Через меня проходит волна. Океан раскалывается надвое, но со мной ничего не происходит. Есть только вечность. Я хочу оставить эту вечность и вернуться домой. Я выпрыгиваю из лодки.

– Нова… Открой глаза. Проснись!

А потом я расту, будто взрослею прямо в океане. Мои руки, ноги, волосы становятся длиннее, длиннее, длиннее. На мне снова белое платье. Я снова поворачиваюсь и пытаюсь уйти. У меня на спине оторваны крылья. Я чувствую боль. Все еще чувствую запах крови, стекающей по позвоночнику.

– Нова…

Давление рук на мои плечи усилилось. Но окончательно меня разбудила невыносимая боль. Я закричала, стенала так громко, что когда увидела его глаза, то мне стало еще больнее.

– Тебе приснился кошмар, – сказал он, нахмурившись. И снова повторил слова с тревожной нерешительностью, словно пытался убедить в этом нас обоих. – Дыши глубже, – приказал он.

Я попыталась сделать то, что он сказал. Старалась дышать, но горло болело так сильно, что я не справлялась. Казалось, что я захлебываюсь в океане. Затем вернулись видения. Я не могла дышать. Грудь сдавило, и я начала задыхаться, хватать ртом воздух и метаться по кровати, как человек, который не в силах сделать вдох.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он схватил меня за ладони и быстро подтянул к себе, заставляя сесть.

– Тебе приснился кошмар, – повторил он. – Ты уже проснулась. Тебе приснился кошмар. Ты проснулась.

«Мне приснился кошмар», – увещевала я себя.

«Мне просто приснился кошмар», – снова и снова напоминала самой себе. Как может быть кошмар настолько изматывающим, настолько реалистичным?

Влажные от пота волосы прилипли ко лбу. Он медленно убрал их, осторожно придерживая меня одной рукой.

– Постарайся дышать медленно, вдох и выдох. – Его мягкий и ровный голос отзывался в моих ушах жарким пламенем. Как будто он подул мне на ухо.

Я только сейчас заметила, что комната озарена пламенем. В каждом углу горели свечи. Отблески огня, который он зажег в камине, освещали его тело. Только тогда я поняла, что на нем ничего нет. Он сидел на моей кровати в одних черных мешковатых штанах и пытался удержать меня.

Дарен прикоснулся пальцем к впадинке над моей верхней губой.

– Все позади, – прошептал он. Сделав глубокий вдох, он медленно погладил ее, как будто хотел оставить там свой отпечаток. Я не знала, как у него это получалось, но я начала успокаиваться. Начала забывать. Кошмар постепенно отступал, рассеивался как кромешная тьма.

– Расскажешь мне, что видела во сне?

Я повернулась на звук его голоса, в котором смешались и день, и ночи. Мы встретились взглядом.

– Когда я была маленькой, мы с семьей ездили купаться в приморский городок, – пробормотала я первое, что пришло на ум. – Что-то вроде кемпинга. Мне было около четырех или пяти, когда мама в последний раз отправилась с нами. Папа устанавливал для меня качели. Я же погналась за бабочкой. У нее были такие красивые сине-красные крылья. Она была размером с мою ладонь. – Я притянула колени к груди. – Я вышла на деревянный пирс и побежала за ней до самого конца. И упала прямо в воду. – Я закрыла глаза и покачала головой. Это был кошмар, который уже давно перестал мне сниться.

– Ты хотела поймать бабочку? – настороженно спросил Дарен.

Я нерешительно повернулась к нему. До сих пор никто никогда не спрашивал меня о таких подробностях, но, по правде говоря, именно это и было странным.

Я отрицательно замотала головой.

– Я никогда не хотела поймать ее, – ответила я. – Я просто бежала за ней.

– А потом? – Он положил руки на кровать. От этого движения его мышцы напряглись, а плечи распрямились.

– Я очнулась на камнях. Я сидела там и плакала, пока поисковая группа не нашла меня. После этого я перестала видеть маму.

– И стала бояться заходить в воду, – закончил он за меня.

Я медленно кивнула.

– Это все, что ты видела?

– Что-то вроде того.

– В детстве мне тоже снились подобные кошмары, – сказал он.

Я изумленно уставилась на него. Он смотрел в окно.

– Вот что одиночество делает с тобой.

На мгновение мне показалось, что внутри меня все оборвалось.

Да, это было одиночество. Я чувствовала себя беззащитной и уязвимой. Теперь я была сильна как никогда, сама смерть кричала на кончиках моих пальцев, но я была одинока. И когда я снова оглянулась на Дарена, мне стало легче от осознания того, что он разделяет это чувство – он на протяжении многих лет страдал от одиночества. Был совершенно один посреди всей этой борьбы за власть, посреди огромной империи. Совершенно один в этом огромном дворце.

– Тебе больше не снится этот сон? – прошептала я.

Он лишь горько усмехнулся.

Иногда снится. Все еще снится. Но он уже привык к этому.

Лорд Полуночи привык к одиночеству.

По моему телу пробежала дрожь. Что, если я тоже привыкну к этому? Что, если зачахну, как и он? Что, если собьюсь с пути, как и он? Что, если одиночество ожесточит меня, как и его? Что, если я превращусь в кого-то, кем не хочу быть?

– Почему? – прошептала я. –