Вот только сокрушался он вовсе не страданиях похищенной и замученной им маленькой девочки, не о её бесцельно загубленной жизни, а сожалел единственно о себе самом, о том, что не придётся ему в качестве «старца» читать проповеди и учить уму-разуму «братьев» по «вере». Может быть, сокрушался и чём-то ином, более интимном и нам совсем недоступном. И трудно отделаться от странного ощущения, что горючие слёзы плачущего детоубийцы – это мелкая, но совершенно необходимая для восстановления мирового порядка деталь.

Плачь, детоубийца, плачь! Детоубийца должен плакать!

1909 год. Персональная бактериологическая война доктора Хайда

Люди догадались убивать себе подобных посредством заразных болезней очень давно – ещё до того, как поняли причины возникновения и способы передачи этих самых болезней. Уже в древнейшей истории мы находим примеры использования разлагающихся трупов домашних животных в качестве очагов подобных заболеваний – их забрасывали при помощи осадной техники за стены осажденных городов в надежде вызвать эпидемию. В новейшей истории мы также находим яркие примеры ведения бактериологической войны разной степени достоверности. О том, что заразные болезни, прежде всего оспа, косили коренное население Африки и обеих Америк хорошо известно, хотя вопрос об умышленности заражения представляется спорным. Все знают об одеялах, взятых из чумных бараков и проданных индейцам американскими поселенцами. Но кто продавал, когда и каким именно индейцам в разных источниках сообщается по-разному, отчего вся эта история приобретает оттенок глуповатой городской легенды.

Некоторые рассказы о применении бактериологического оружия отдают откровенным бредом сумасшедшего. Яркий тому пример связан с историей мифического мятежа генерала-лейтенанта царской армии князя Ухтомского, якобы имевшего место в 1921 г. после разгрома армии Врангеля в Крыму. Согласно официальной версии тех событий, белогвардейские заговорщики в ожидании десанта бежавшей армии решили развернуть на юге России бактериологическую войну, для чего выловленную в Дону рыбу недосаливали, транспортировали баржами в верховья реки и там сбрасывали в воду. Дохлая рыба должна была спровоцировать заразную эпидемию по течению реки. История этой «бактериологической атаки» потрясла воображение современников до такой степени, что сталинский маршал Будённый написал о ней в своих мемуарах что называется на голубом глазу. Бессмысленность и неэффективность подобной «бактериологической атаки» не смутила ни будущего маршала, ни малограмотных чекистов, всерьёз обвинивших князя Ухтомского в попытке устроить массовый мор населения молодой Советской республики.

Ещё раз повторю, историй таких много, причём, связанных с событиями в разных частях света. Но в их числе совершеннейшим особняком стоят предания о злонамеренных докторах, использующих болезни в разного рода недобросовестных целях, прежде всего, для личного обогащения. Со времён Средневековья можно видеть вереницу подобных преданий как в странах Европы, так и в России. Потрясшие Российскую империю в 1830 г. холерные бунты не в последнюю очередь подогревались слухами о «немецких докторах, губящих народ». Врачи оказались в числе наиболее пострадавшей от бунтов прослойки общества. Что интересно, россказни о «врачах-душегубах», умышленно разносивших инфекцию по долам и весям Империи, поддерживались умышленно выходцами из Княжества Польского, где в то время как раз поднялось восстание. Гонцов из Польши, распространявших бредовые и панические слухи ловили и судили, фамилии некоторых из них известны.

По прошествии многих десятилетий, даже через два поколения жителей России, недоверие к врачам среди малообразованного населения сохранялось. Прекрасную иллюстрацию этого народного страха можно найти в «Записках врача» Вересаева, который, будучи врачом, писал о том, чему был свидетелем и с чем сталкивался сам.

Феномен недоверия общественности медицинским знаниям вообще и врачам в частности чрезвычайно интересен сам по себе и вдвойне заслуживает внимания в контексте современной «антипрививочной агитации», развернувшейся на фоне пандемии covid-19. «Антиваксеры» в своей пропаганде взывают к самой дремучей, самой дикой разновидности человеческой ненависти – ненависти к образованию.

Но если отвлечься от абстрактных рассуждений и задаться вопросом: «известны ли в истории случаи умышленных бактериологических атак, предпринятых врачами?», то ответ следует дать безусловно положительный. Хороший пример подобной атаки описан в очерке «Коричневый порошок белого цвета», который посвящён расследованию ФБР США случаев рассылки спор сибирской язвы осенью 2001 г.23 Кто-то может сказать, что микробиолог Брюс Айвинс, устроивший рассылку спор смертоносной болезни по почте, не является врачом и клятвы Гиппократа не давал – и данное замечание будет отчасти справедливо! – но такое возражение не отменяет справедливости всего, отмеченного выше.

История судебной медицины и уголовного сыска знает примеры злонамеренное применение болезнетворных бактерий. Хотя такие случаи кажутся весьма экзотичными и сейчас мало кому известны, тем не менее, они заслуживают того, чтобы о них помнили.

1 октября 1909 г. Джеймс Мосс Хантон (James Moss Hunton), полковник в отставке, банкир, а кроме того, ближайший друг и советник Томаса Своупа, одного из богатейших предпринимателей на Среднем Западе США, стал жертвой того, что окружающие приняли за апоплексический удар (кровоизлияние в мозг). Хантон в тот момент находился в резиденции Своупа в городе Индепенденсе (Independence), восточном пригороде города Канзас-ситу. Резиденция располагалась на участке земли площадью 19 акров и представляла собой роскошное 3-этажное здание из 26 просторных комнат, с большой террасой, подвалом и чердаком, и внешне походило на английский замок. В резиденции проживали многочисленные родственники Томаса Своупа – хотя и не все – в своём месте мы особо остановимся на описании членов этого весьма обширного семейства и их специфических отношениях.

В то время, когда Хантону стало плохо, в доме находилось довольно много людей, поэтому Джеймсу моментально оказали помощь. Его уложили на диван и немедленно послали за семейным врачом Джорджем Твайманом (George Twyman), также был приглашён доктор Беннетт Кларк Хайд (Bennett Clark Hyde). Последний являлся в каком-то смысле родственником богатого семейства – он был женат на Франсис Своуп (Francis Swope), племяннице миллионера, и потому считался своим человеком. Хайд имел заслуженную репутацию компетентного медика и Своупы все назначения лечащего врача обычно сверяли с его мнением – если мистер Хайд одобрял, то лечение признавалось безусловно правильным.

Беннет прибыл очень быстро, благо проживал неподалёку, и к тому моменту, когда появился доктор Твайман, первый диагноз уже был готов: апоплексический удар. Твайман прибыл не один, его сопровождала медсестра Перл Келлар (Pearl Kellar). Хайд на правах специалиста, уже разобравшегося в ситуации, сообщил прибывшим свой диагноз и рекомендовал безотлагательно провести кровопускание, дабы остановить увеличение кровотечения в мозгу. Твайман вроде бы колебался, картина случившегося не была ему до конца ясна и он не успел лично осмотреть больного.

Но поддавшись эмоциональному воздействию Хайда, прибывший к больному лечащий врач согласился с тем, что кровопускание сделать можно – оно не повредит в любом случае, хоть инфаркт, хоть инсульт, а кровь пускать надо! Но что интересно, кровопускание согласился сделать сам Беннет Хайд, а не лечащий врач, которому, казалось бы, по самому его статусу надлежало осуществлять такие манипуляции.

С этого момента настоящая криминальная история и началась! Бросая ретроперспективный взгляд, можно сказать, что если бы ланцет взял в руки Твайман, то и сюжета этого никогда бы не получилось. Но за ланцет взялся доктор Хайд… Причём под внимательными взглядами двух свидетелей – этот момент важен и в своём месте сия деталь заиграет неожиданными красками.

Разрез на внутренней стороне левого предплечья Джеймса Хантона был сделан слишком протяженным и глубоким, что вызвало обильное кровотечение. Твайман, рассказывая впоследствии об увиденном, склонялся к той мысли, что мистер Хайд допустил банальную врачебную ошибку, которая свойственна специалистам с недостаточной практикой. Вместо того, чтобы сделать надрез «рукой с мягким запястьем», он чрезмерно жёстко зафиксировал инструмент в результате чего острое лезвие слишком глубоко вошло в плоть. Сам Хайд ошибку отрицал и настаивал на том, что умышленно произвёл протяженный разрез, дабы гарантировать «значительное кровотечение», ибо положение больного было опасно и надо было пустить как можно больше крови.

Сложно сказать, была ли в действительности допущена ошибка или нет, но кровотечение получилось весьма обильным. Хайд испытал явное затруднение с остановкой