я бы с радостью ее остановила, но слабость была слишком сильной, и все это было слишком для раннего утра. Последнее, что она произнесла перед тем, как уйти: «Просто имей в виду, что если в конце лета ты решишь уехать из Далласа, я приму это. Но ты сама заплатишь за обратный билет, а когда ты вернешься, мы установим для тебя строгие правила поведения».

На той же неделе мне позвонила продюсер из шоу «Опра!», чтобы узнать, не согласна ли я поучаствовать в выпуске, посвященном отцам, которые бросают своих детей. Она нашла мою статью для Seventeen в разделе «Развод» читательского руководства по периодической литературе. Моя статья была довольно оптимистичной и намекала, что мы с папой смогли восстановить отношения. С тех пор много разных вещей доказали, что мы с отцом обречены на то, чтобы никогда не примириться друг с другом. Зачем тащиться на ТВ и рассказывать о безобразных сторонах нашего мира? Но, даже услышав это, продюсер спросила, нет ли у меня желания все равно выступить, и мне показалось, что это может быть интересно, так что я приглушила голос разума и сказала: «Конечно, почему нет?»

Больше всего меня привлекала возможность на пару дней выбраться из дурацкого Далласа и съездить в Чикаго. Моя начальница решила, что это отличная идея, пообещала мне выходной и сказала, что когда выпуск со мной будут показывать, мы соберемся посмотреть его все вместе, и весь наш отдел тоже считал, что это классное предложение. Том, мой друг из отдела новостей, говорил, что кто-нибудь может увидеть меня на шоу и проникнуться моей историей настолько, что ее превратят в кино или что-нибудь вроде этого.

Это все и решило: я подумала, что если стану фильмом, если превращусь в целлулоид, то смогу ненадолго перестать быть собой. Я бы сделала все что угодно, чтобы не быть Элизабет. Само собой, пока мои попытки оставались напрасными. Учеба в Гарварде, статьи, работа в газете – я очень старалась, но почему-то так и оставалась собой. Вот почему я стала сомневаться, действительно ли я хочу оказаться на шоу Опры. Это все слишком напоминало мое обычное поведение: выбрать печальную, личную тему, в самых ярких красках описать факты совершенно незнакомым людям и так освободить себя от собственной жизни. А потом я буду чувствовать себя дешевкой, пустышкой, злиться на себя за то, что я словесная шлюха, девка, которая первому встречному выдаст все, что есть. Так что, может, я хотела вернуть себе свою жизнь, сделать ее частной, сделать только своей. Может быть, только может быть, избавься я от стремления всем рассказывать все, может быть, это оказалось бы поведением счастливого человека и, может быть, я смогла бы стать счастливой.

Ключ к счастью, решила я, – не появиться у Опры.

В конце концов, я была той самой девчонкой, которая потеряла девственность, а затем разрешила друзьям устроить вечеринку в честь этого события. Идея казалась классной, и Бог свидетель, я очень долго ждала. Напечатанные на Macintosh приглашения гласили: «Пожалуйста, приходите на знаменательную и революционную вечеринку в честь Элизабет Вуртцель», а внутри был нарисован сорванный цветок с опавшими лепестками. Предполагалось, что это тонкий намек, но все, кто пришел, знали, о чем речь. Ко мне подошла куча девчонок, и они все говорили, что это полный отрыв – просто дикий отрыв, – что я решилась на такое, и что они бы тоже хотели закатить вечеринку, когда впервые это сделали; но все же большинство гостей решили, что я долбанутая.

Включая парня, с которым я на самом деле переспала и который не мог понять, как я могла выставить на всеобщее обозрение то, что происходило только между нами двумя. Ответа у меня не было. Все, что я знала и чего не могла объяснить по телефону, когда мою комнату в общежитии в Кембридже и его квартиру в Вашингтоне, округ Колумбия, разделяло такое расстояние, что в моей жизни было что-то, что имело для меня значение, единственная частичка тела, которую я хранила для настоящей любви или для лучших времен, когда я выйду из депрессии, а мои отношения с мужчинами перестанут быть случайными, отчаянными попытками нащупать что-то, что, в отличие от всего остального в жизни, не причиняло боль. Но вместо этого я и вправду просто так отдала то единственное, что было для меня важным.

Отдала свою девственность парню, которому на меня было плевать и который теперь требовал объяснить, зачем я выставила на публику самое личное, но правда была в том, что в этом никогда не было ничего личного. Он едва ли знал меня, едва знал изнутри, не только тело, но и то незащищенное, запрятанное в глубине, куда не достанут взгляды. Я считала, что он вторгся в мое тело своим, и было приятно и интересно, но в конечном счете, как бы я ни пыталась убедить саму себя, не было в этом ничего личного. И это ни хрена не значило. Я так сильно мечтала о том, чтобы первый секс был правильным, с правильным человеком, в правильное время, в правильном месте, – пока однажды, на втором курсе, до меня не дошло, что со мной такого волшебства никогда не случится. И я решила любить того, с кем была.

Я сдалась.

Но папа и я – тут все было иначе. Я приняла приглашение на шоу Опры, а через пару часов решила, что ни при каких обстоятельствах не могу там появиться. Отец, что бы там ни происходило с нашими отношениями, все еще принадлежал мне. И это я так просто не отдам. Но к тому времени, как я сподобилась набрать Диану, продюсера, она уже решила, что хочет – классно ведь будет, не так ли? – чтобы мы с папой появились на шоу вместе и могли каждый поделиться своей точкой зрения, «чтобы разобраться в проблемах и суметь лучше понять, что заставляет мужчин бросать своих детей». Пока она рассказывала, я то и дело пыталась обратить ее внимание на то, что я даже не общаюсь с отцом и понятия не имею, где он сейчас находится, хотя, судя по штемпелю, я бы предположила, что где-то в Вирджинии. «Не вопрос, – говорила Диана. – У нас есть люди, которые смогут его отыскать, и мы устроим вам воссоединение прямо в эфире. Как долго, ты говоришь, вы не общались?»

Она не понимала. А может, понимала, но решила не сдаваться. В конце концов, такая у нее была работа – уговаривать людей прилюдно обсуждать свою личную жизнь. Но чего я никак не могла донести