Она отметила, что на столе стоит дорогой французский коньяк, несколько хрустальных тарелок с закусками, два прибора. Села, держась очень прямо. Посмотрела прямо в глаза Осокину:

— Я готова к любому разговору. Только давайте сразу, без прелюдии. Скажите мне, что случилось: я хочу знать правду.

Эта брюнетка с лихорадочно блестящими глазами и нервно кривящимся уголком губ с каждой секундой нравилась официантке Томе все меньше и меньше. Мало того что шипит, как разъяренная змея, так еще и чего-то там требует! Надо же, нахалка!

— У нас — приличное, солидное заведение! — в который раз терпеливо объясняла она, устало морща лоб. — И никому мы ничего не должны. Тем более докладываться, о чем беседуют между собой наши клиенты, или подглядывать за ними в щелочку.

— Но вы не понимаете! — Брюнетка выделяла каждое слово так, словно разговаривала с клинической идиоткой.

От этого Томе становилось еще обиднее.

— Да все я понимаю. И слышу вас прекрасно — я же не глухая. Так вот и вы меня послушайте: если вы немедленно не уберетесь отсюда, я буду вынуждена позвать охрану. Мне, честно говоря, плевать на интересы вашей фирмы. Люди заплатили за отдельный кабинет. Значит, им нужно побеседовать наедине. Все!

Брюнетка вздохнула, на секунду закрыла руками лицо. Черная лаковая сумочка повисла на локте. Отняла ладони — на лбу проступили некрасивые красные пятна.

— Ладно, — проговорила каким-то совсем другим, надтреснутым голосом, — извините меня. Забудьте все, что я вам здесь только что говорила. Интересы безопасности фирмы здесь абсолютно ни при чем. Просто… Просто там, в кабинете, мой муж. Он там с любовницей. Теперь вы понимаете?

… А чего тут не понимать? Тома прекрасно поняла все с самого начала. Надо же! «Интересы фирмы», «мафия», «безопасность»! По мужику-то сразу видать, что он тот еще жук! Коньячок заказал, икру, лососинку. И дамочка подвалила: «Ах, меня ждут? Ах, большое спасибо!» Видок как у английской королевы — сама чистота и неприступность. А оказывается, законного мужика у этой несчастной бабы увести хочет.

Нет, брюнетка Томе с самого начала понравилась больше. Если бы еще она не выпендривалась и не строила из себя черт-те что, давно бы уже сидела в соседней кабинке и слушала, что там напевает ее благоверный этой крале.

— Ну-у-у… Понимаю, — выдавила из себя Тома словно бы неохотно. — Дело человеческое. Все, конечно, понятно. Но и вы тоже поймите: я же говорю — заведение у нас приличное, солидное. Не дай бог кто узнает!

Брюнетка все поняла верно: расстегнула сумочку, достала стодолларовую бумажку:

— Достаточно?

— Ой, что вы! Я совсем не это имела в виду. Но если вы так настаиваете… — Бумажка исчезла в декольте блузки. — Пройдемте со мной в соседнюю кабинку, только тихо! Там кое-что слышно. Особенно если раздвинуть драпировку на стене. Да, и еще вот что! Закажите себе что-нибудь. Ну хотя бы чашечку кофе и пирожное. Чтобы вопросов не возникло, если что: почему клиент помещение занимает, а ничего не ест?

Несчастная обманутая жена снова открыла кошелек, протянула еще одну бумажку:

— Водки, пожалуйста, и что-нибудь элементарное на закуску. Салат, бутерброд? На ваше усмотрение.

«И чаевые хорошие!» — удовлетворенно отметила про себя Тома, мысленно прикинув, сколько будет стоить заказ и сколько еще останется.

Он смотрел в ее серые глаза и видел только усталую тоску. Бескрайнюю, нескончаемую тоску. И еще бесконечное упрямство.

Надо же, какие мы правильные! Ах, мы не хотим втягивать во все это любимого! Ах, мы лучше по уши вывозимся в дерьме сами. Все сделаем сами, пусть Павел останется чистеньким!

Он смотрел в ее серые глаза и чувствовал, что ненавидит ее. Ненавидит почти так же сильно, как Нестерова. Ладно, один раз с документами «Корроны» сошло. Пусть. Побоялась. Поосторожничала. Решила не признаваться в том, кто она на самом деле такая. Не было повода. Не узнал. Пусть. Один раз можно поверить. Но этот сегодняшний номер с подписью! Ах, мы стесняемся напомнить о той ночи! Ах надо же, мы изыскиваем другие пути!

Кому ты пытаешься врать, девочка?! Кто бы мог подумать, что там такая романтическая любовь! Ромео и Джульетта, блин! Этот заладил «богиня, богиня», а другая готова под поезд лечь, лишь бы любимого спасти.

Нет, голуба, так не пойдет! Каляевцев это, конечно, устроит. А что? Дело сделано! А вот его, Олега, нет! Не этого он хотел.

Осокину не так была нужна даже эта власть над компанией, как сладостное чувство мести. Как желание увидеть униженного, растоптанного, смешанного с грязью Нестерова! «Богиня»! Какая еще «богиня»? Обыкновенная баба из мяса и костей. И все у нее как у обыкновенной бабы. Только гонору побольше, чем у некоторых. А если?..

Мысль, промелькнувшая у Олега в голове, показалась ему весьма интересной. Однако он заставил себя вернуться к реальности.

— Итак, — Осокин пригубил коньяк из рюмки и решительно отставил ее в сторону, — мы подошли к самому главному: до меня, Анна Николаевна, дошла весьма интересная информация. Вы, оказывается, пытались подделать подпись Павла Андреевича на документах, связанных с долговременными поставками стройматериалов?

— Да, — она по-прежнему прямо смотрела в его глаза, — я сделала это. Но вы ведь отлично знаете, что меня вынуждают. У них моя дочь, пока с ней все хорошо, но, если я попробую не подчиниться, ее убьют.

— Речь не об этом. Я знаю вашу ситуацию и понимаю ваши материнские чувства. Но мне казалось, мы с вами выбрали определенную тактику и решили, что вам следует строго ее придерживаться?

— Я не могу, — Анна помотала головой. — Просто не могу. Во-первых, он так и не вспомнил меня, а во-вторых…

— Меня не интересуют ваши рассуждения! — неожиданно гаркнул Осокин, шарахнув кулаком по столу. Золотистый коньяк плеснулся через край рюмки на скатерть. — Вы подделали подпись!

— Да… Но какая разница, каким образом?

— Вы не понимаете?! Не догадываетесь, какая разница?! А то, что меня подставляете, вам в вашу хорошенькую головку не приходило? В случае, если вы вынуждаете Нестерова принимать определенные решения, он за все отвечает прежде всего сам. А так выходит, что мы с вами организовали какую-то «антинестеровскую» коалицию. Бунт на корабле, контрреволюционный заговор! Потому что рано или поздно выяснится, что я вас покрывал. Ради вас, ради вашей дочери!

Анна прижала пальцы к вискам и уставилась в стол. Она ничего не съела и не выпила ни капли. Губы ее едва заметно подрагивали.

— Я требую, чтобы вы меня слушали внимательно! — все так же раздраженно продолжал Олег. — То, что вы делаете, нужно только вам. Вам и вашей Наташеньке. Я, по идее, должен был доложить о вашей игре тут же. Но я этого не сделал. Из чисто человеческих соображений. Я вас пожалел. А вы как меня отблагодарили? Когда Нестеров узнает, в чем дело, он, возможно, вас поймет. Поймет и простит. Но он будет знать, что все сделал сам. Сам ставил подписи, сам принимал решения. Вы оставите ему возможность уважать себя. В противном случае он не простит ни мне, ни вам.