Так куда ж, блин, летим-то?

«Мы приземлимся в аэропорту Гандер в Ньюфаундленде, нам нужна длинная посадочная полоса».

До Гандера мы дотянули и приземлились. Пассажиров отвезли в местный мотель, разделили по двое и поселили. Я сказал, что ни с кем вместе, сука, ночевать не буду.

На следующий день какой-то DC-10, совершивший незапланированную посадку, подобрал нас. Мы там летели в отдельном отсеке. Короче, вместо запланированных трех с половиной часов поездка в Лондон заняла у меня семнадцать часов. А в Лондоне в тот раз мне очень понравилось. Несколько месяцев спустя, когда группа под названием New England, которая только что получила контракт с новообразованным рекорд-лейблом, попросила меня спродюсировать их альбом, я обговорил условие: микшировать буду только в Лондоне.

Все четыре наших сольных альбома вышли в конце 1978 года. Успешны они или нет — трудно сказать, это зависит от взгляда, тут стакан наполовину пуст или наполовину полон. С одной стороны, каждая пластинка продалась тиражом 500 000 экземпляров — не баран чихнул. То есть если рассматривать это как проект группы KISS — то два миллиона пластинок. Но Нил-то заказал напечатать по миллиону каждого альбома, так что два миллиона непроданных экземпляров девать ему было некуда. Слишком много хайпа, но из-за такого остатка на складе — финансовая катастрофа для лейбла Casablanca.

Сольные альбомы действительно подавили желание Эйса и Питера уйти из группы. Но это все работало как лейкопластырь на разрывающейся ране. Проект просто отложил на время то, чего было не избежать.

В записи моего сольного альбома принимали участие, помимо прочих музыкантов, три девушки и парень, выступавшие под названием Desmond Child & Rouge — они спели бэк-вокал в «Move On». В то время в Нью-Йорке было очень модно раздавать флаеры, и мне попался один с этими горячими девчонками и юношей — они давали несколько концертов в городе. Я на один сходил — в клуб в подвале на несколько сотен человек. Пошел, честно говоря, потому что девочки круто выглядели на картинке — развратные все такие!

Звучали они сногсшибательно. Группа с ними играла первоклассная, а девочки сами жопы рвали, чтобы круто спеть, и голоса строили действительно отлично. Живой, сексуальный концерт. В их стиле было нечто от Бродвея, от Brill Building, от Drifters, плюс еще легкое этническое эхо песен вроде «Spanish Harlem». Некоторые песни Десмонда, такие как его более поздние, типа «Livin’ on a Prayer» Bon Jovi, рассказывали истории о людях из среднего класса и реальных чувствах. Мы с ним оба любили певицу и автора песен Лору Ниро. Мне нравился их вайб. Я подумал, что в Нью-Йорке сейчас артистов лучше нет. И подружился с ними.

В 1978 году, когда я только познакомился с Десмондом, он жил с Марией, одной из подпевки. Тогда она была его девушкой. А у него волосы были длинные и кудрявые, как у Питера Фремптона. То есть все они какие-то были сексуально двусмысленные, не определишь сразу. Помню, однажды вечером они были у меня в гостях, и я думал: как-то мутно все, кто тут кто? Десмонд и две девушки из трех уехали, одна осталась. Так я получил ответ — частично. Я немножко запал на еще одну из девушек Rouge, и спустя несколько месяцев самым приятным способом выяснил, что у нас это взаимно. А картинка совсем прояснилась, когда Десмонд совершил каминаут — объявил, что он гомосексуалист. Примерно в то время, в 1979-м, вышел их второй альбом. Альбом этот недвусмысленно рассказывал о душевных терзаниях, которые Десмонд испытывал по поводу своей ориентации. В то же примерно время я снова попал на их концерт в Bottom Line и сразу понял, что группе конец. Все они боролись за место на сцене. А менеджер их днем подрабатывал турагентом. Помню, я им сказал: «Когда вы болеете, вы кого вызываете — врача или сантехника?»

Но было уже слишком поздно. С ними неправильно работали, группу разрывали трения, и магия исчезла.

Мы с Десмондом уже вскоре после нашего знакомства принялись вместе писать песни. Я приходил к нему домой с гитарой, и он подпевал или сам играл на клавишах. Первая песня, которую мы написали вместе, — это «The Flight», она вошла в их дебютный альбом 1978 года. А в начале 1979-го мы работали над еще одной песней. Стимулом послужила ночь, которую я провел в знаменитом клубе Studio 54 — тогда наимоднейшее место в Нью-Йорке. И там я, слушая все эти песни с темпом 126 ударов в минуту, со всеми их текстами, подумал: э, такое и я могу. Дома я включил драм-машину на 126 ударов в минуту, сел и начал сочинять «I Was Made for Lovin’ You». Странно, что некоторые фэны группы KISS считают песню эдаким продезинфицированным диско, поскольку фактически написана она в музыкальном блядюжнике.

А Studio 54 тогда была днищем беспредельного разврата. Даже для меня слишком крутого — мне там не по себе было. Там просто разврат происходил у всех со всеми и всегда, плюс наркотики на каждом шагу. Нет, это не мое, это слишком. Но вот танцевать мне там нравилось. Туда никто не приходил в белом костюме и не двигался, как Джон Траволта. Я лично спокойно проходил в джинсах и футболке и танцевал. Иногда заруливал туда в субботу вечером и не выходил до утра. Покупал воскресный выпуск New York Times и читал его в постели после последнего танца с женщиной, которую притащил с собой из клуба.

А музыка в Studio 54 вся была про «жить в моменте», отрываться то есть, веселиться. Так что и новую песню свою я начал строчкой: «Сегодня вечером я отдам тебе все…» Десмонд помог со словами куплета, а уже в студии, где KISS работали над очередным альбомом, Dynasty, появился припев — с помощью продюсера альбома Вини Понсиа.

Билл привел Вини Понсиа для того, чтобы задобрить Питера — Вини спродюсировал его сольный альбом. В это время Питер и Эйс были такими игрушки йо-йо — туда-сюда. Они ушли или остались? Мы можем как-то продолжать? И в то же время развалились отношения Билла с Шоном Дилени. Шона поставили работать с одной из новых групп Билла, после чего он просто исчез. После их разрыва с Биллом мы его вообще никогда больше не видели. Так что Билл нуждался в Вини как в миротворце.

Позже мы узнали, что все нанятые работать с нами проходили краткий инструктаж Билла: что кому говорить, чего кому ни в коем случае не говорить. Он следил, чтобы мы жили в этом искусственном мире, где никто не рискнул бы гладить нас против шерстки. Приглашенным на работу разъясняли, что каждый из нас любит, что его обижает, что каждый жаждет услышать. Людям платили за то, чтобы они говорили нам то, что мы хотели слышать, и трудно было разобрать, какое их мнение идет от души, а какое — по долгу службы. Мы жили в прозрачном пузыре, как Элвис. Люди в прямом смысле держали для нас двери открытыми. Кто-нибудь открывал дверь в студию — а там всегда готовая еда. Билл знал нас всех вдоль и поперек, как свои пять пальцев. Знал, кого и чем успокоить и порадовать. Это менеджерская работа, особенно когда у тебя четверо таких, как мы тогда, — взрывных, горячих, непостоянных. Но эти же люди и поддерживали — никто не хотел, чтобы эта легкая нажива закончилась.

К чести Вини надо сказать, что он не хотел, чтобы Питер играл на Dynasty, вопреки их дружбе. Для Питера Вини был друганом. Но для Вини это было работой, а Питер уже не мог играть то, что нужно и о чем его просили. Поэтому играть барабанные партии Вини пригласил Энтона Фига. Энтон был участником группы Spider, которой занимался Билл, а также он играл на сольной пластинке Эйса. Впоследствии он играл в группе телешоу Дэвида Леттермана. Мы заключили сделку: Энтон получает хороший гонорар, но не за секретность. И поползли-таки слухи, что на альбоме играет не Питер, но мы не считали нужным их комментировать. Мы на самом деле никогда и не думали о том, чтобы выгнать Питера, — пока не думали во всяком случае, и в тот момент мы были все той же четверкой.