Что тут поделаешь — война. Кому она мать родна?

Потом слышал, что дон Эрнандо потребовал назначить этого индейца начальником квартала, который находился под началом его отца.

8 августа 1519 года войско Эрнандо Кортеса вошло в Теночтитлан. По календарю ацтеков это случилось в месяц Кечальи, на восьмой день Эхекатл, в год, называемый «Первый день Тростника» эры науа. Последнюю ночь испанцы провели в Истапалапане, чудесном городе-саде, расположенном на перешейке, отделявшим царственное озеро Тескоко от лагуны Чалко. Владел им брат тлатоани, храбрый Куитлауак, незваных гостей он встретил в предместье, был ласков, приветлив, оценивающим взглядом окинул нашу донну Марину и пригласил чужаков пройти на отведенные им квартиры.

Дворец, в котором разместили войско Кортеса задами выходил на озеро. Ширь его посверкивала в солнечных лучах — дни по-прежнему стояли золотые. Истапалапан славился в долине Мехико своими садами. Помещенные в одном из царских дворцов солдаты были поражены обилием плодовых деревьев, их разнообразием, непомерным урожаем, на который в тот год не поскупилась мать-природа. Словно спешила насытить людишек самыми изысканными фруктами. Уже на следующий год все здесь было сожжено, искалечено, земля почернела от горя.

Свободные от несения караульной службы солдаты ходили по дорожкам и, глядя на невиданные деревья, ахали. Садовники щедро угощали их, сами тоже под шумок лакомились вволю — все эти дары были предназначены к столу повелителя и были подсчитаны ещё в пору созревания. Берналь Диас напоследок нагрузил мешок и согласия главнокомандующего вынес его за пределы дворца, где ждала Цветок. Прощание было коротким. Женщина, сидевшая на коленях, завидев бородатого, высокого испанца тут же вскочила, замерла и с тревогой глянула на хозяина. Родственников она уже нашла, теперь собралась совсем уходить. Она бы никогда не решилась покинуть Берналя, если бы тот сам не настоял. Ночью, после ласки, объяснил, что рядом с солдатами делать ей нечего, и так шлюх вокруг них расплодилось. А она из хорошей семьи, жалко будет, если пропадет. Потом помолчал и добавил.

— Я тебя не неволю. Хочешь оставайся, только поверь мне, долго эта тишь да гладь не продержится. Конечно, если решишь остаться, я другого слугу найму, мужика… Будет таскать мои пожитки, а ты будешь присматривать. Так как, пойдешь к родственникам?

Женщина судорожно кивнула и прижалась к нему. Берналь протяжно вздохнул.

— Как знаешь, может, оно и верно. У родного брата полегче будет. Золотишко у тебя есть, вот тебе ещё один драгоценный камень… Как вы его называете? Чалчивитл?..[45]Бери, бери, я себе ещё добуду. Мы пока здесь гарнизон свой не оставляем, так что ты подожди. Как только встретишь кого из испанцев, весточку подай.

…Он проводил её до угла стены, окружавшей храмовые постройки, где расположились станом испанцы, здесь придержал, положив руку на плечо, потом сказал:

— Ступай. Только смотри, больше в клетку не попадайся, а то зарежут тебя на жертвенном камне.

Цветок кое-как разобрала его недолгую речь и внезапно зарыдала, схватила Берналя за руку — обнять не решилась, да он на глазах караула, наблюдающего за ними со стены, и не позволил бы. Вцепилась изо всех сил, плакала и легонько сжимала его мозолистые, ухватистые, дрогнувшие пальцы.

Берналь отвел её подальше от чужих глаз. Она вприпрыжку бежала за ним — расточка в ней было всего ничего. Скрывшись за углом какого-то строения, он принялся терпеливо втолковывать Цветку.

— Если родственники будут обижать, меня найди. Я из этого язычника дух вышибу. Хорошо, что успел тебя окрестить, легче будет. Молитву не забыла?

Женщина неотрывно, не мигая смотревшая на Берналя, отрицательно покачала головой, потом вытерла глаза, тяжело вздохнула и показала крестик, висевший на веревочке.

— Пойдешь, значит? — грустно спросил солдат.

Та кивнула.

— Ну, иди.

Берналь повернулся и направился к воротам. Ступал грузно… У ворот обернулся. Цветок вышла из-за угла — за плечами мешок с фруктами, в руках матерчатая сумка, одета была в узкую, до пят, серую юбку, выше туника без рукавов, расшитая скромно, под стать её положению.

Берналь не выдержал, махнул рукой — уходи. Цветок покорно повернулась и семенящими шажками двинулась в сторону главной площади, где возвышались теокали.

До вечера Диас чистил каску, кирасу и налокотники. Об одежде беспокоиться нечего, за ней следила Цветок, так что где надо зашито, прорехи заштопаны. Сапоги пока в хорошем состоянии. Донна Марина, прогуливавшаяся в саду, спросила:

— Отпустил Ночтлишочитл?

Солдат молча кивнул.

Донна Марина долго молчала, потом поинтересовалась:

— Что, в победу не верите, сеньор Диас?

— Эх, донна Марина, мы уже в такую даль забрались, столько всего натворили, что теперь не о победе думать надо, а том, как довести дело до конца. Иначе растянут нас на жертвенных камнях и прощай белый свет. Я о будущем не задумываюсь — это ваше с сеньором Кортесом дело. Допустите промах — всем нам крышка, объегорите Мотекухсому — тогда и нам удача привалит. Наше дело мечом работать да пикой осаживать, с этой задачей мы как-нибудь справимся. Вот вы справьтесь со своей. Смотрю я на вас и ни капельки страха у вас на лице не замечаю. Неужели вы так бесстрашная?

— Я свое, сеньор Диас, уже отбоялась. Как вспомню, что завтра нам предстоит встреча с самим тлатоани, не могу отделаться от изумления. Неужели мне доведется с живым божеством увидеться — мой отец часто мечтал о том, как я буду представлена ко двору… Только какой он небожитель! После Чолулы прислал сеньору Кортесу послание, в котором укорял нас в том, что мы не дали ещё более жестокий урок этим изменникам. Дерьмо он, а не воплощение Тескатлипоки! Сеньор Кортес тут же разослал копии его ответа по всем соседним городам. Пусть знают, что их ждет под властью Мотекухсомы. А насчет женщины, сеньор Диас, не беспокойтесь — есть у меня верные люди. Они проследят, чтобы брат вел себе смирно и домашних своих одергивал, если кому-то будет не по нраву возвращение Ночтлишочитл. И план у нас есть. Будьте уверены, сеньор Диас, дайте нам только добраться до этого язычника, мы сразу возьмем его в оборот. Когда он и его знатнейшие советники окажутся в наших руках, ацтеки смирят гордыню.

На следующий день войско было поднято с восходом солнца. Через два часа колонна выступила из Истапалапана. Сначала шли по перешейку, отделявшему большое озеро от лагуны Чалко, затем добрались до широкой, выступающей над водой на высоту трех четвертей человеческого роста дамбы. Здесь по команде перестроились. Вперед на коне выехал сеньор Кортес, за ним, тоже верхом, группа офицеров, в первых рядах которой скакали Педро де Альварадо, Ордас, Сандоваль, Диего Веласкес де Леон, лейтенант Кристобаль де Олид. Следом с войсковым флагом шел знаменосец. Какие только фигуры он не выписывал нашим стягом — крутил его, то вздымал, то опускал. Полотнище трепетало, гулко хлопало… Потом опять конница в ряд, за ними поротно двигалась пехота — впереди несли номерные значки; за пехотой артиллерия, потом носильщики и замыкали колонну корпус тласкальцев и других приставших к нам воинов. Эти постоянно озирались, как звери. Было видно, что им не по себе. Было отчего! Испанцы тоже беспрестанно вертели головами.