Что ж, чолульский касик, как ему было предписано, пригласил Малинцина в свой город. Удивляло другое — в случае неповиновения чужеземный вождь грозил объявить чолульцев мятежниками! Как это понять? С каких это пор Чолула входит в состав державы чужеземного повелителя? И никто не спросил, что думает по этому поводу сам Мотекухсома. Чудовищное разгильдяйство! Оно никому не может быть спущено с рук.

На вечернем заседании совета сразу разгорелся спор. Первым повысил голос правитель Истапалапана, родной брат тлатоани, благородный Куитлауак. Сразу начал доказывать, что пришельцев нельзя выпускать из Тласкалы. Их следует бить в горных проходах.

— Бить неустанно! И днем, и ночью! — Куитлауак решительно рубанул воздух ребром ладони. — Молодой Шикотенкатль уже доказал, что этих варваров можно и нужно добыть. Никакие они не посланцы Кецалькоатля. Наши жертвенные камни давно плачут по их сердцам. Уицилопочтли жаждет отведать крови четырехногих и этих, изрыгающих гром и молнии чудовищ.

Мотекухсома холодно глянул на брата.

— Как ты себе это представляешь? Наше войско строится в боевой порядок и раз за разом атакует варваров?

Повелитель Истапалапана кивнул.

— Точно так. На смену погибшим или уставшим придут новые бойцы.

— Ты считал, сколько потребуется таких смен? Сколько готовить припасов? Откуда снимать войска? Какими провинциями жертвовать? У тебя есть ответы на эти вопросы?

Куитлауак притих.

— Трудно отказать Шикотенкатлю, — продолжил тлатоани, — в храбрости и решительности, а его воинам в отваге. Они наглядно показали, что в поле Малинцина не взять. Тем более теперь, когда с ними до двух тысяч этих тласкальских собак и отряд тотонакских предателей. Ты внимательно разглядывал рисунки битвы? Тогда должен был заметить, что пришельцы действуют в строю, отлично исполняют команды, удерживают врага на расстоянии длинными дротиками, затем насылают громы и молнии и опять сдерживают напор. В это время четырехногие чудища терзают отступающих, мешают их ряды. Ты знаешь, как бороться с этой тактикой? Догадался, чем занимаются в эти моменты огнедышащие змеи?

Куитлауак не ответил, тогда тлатоани продолжил.

— Я внимательно присмотрелся к рисункам. В этот момент они кормят зверей какими-то мешками и затем суют им в пасти тяжелые шары.

— Какая разница, чем кормят этих чудовищ! — наконец не выдержал Куитлауак. — Мы возьмем их храбростью, исступлением!..

— Э-э, храбрость, — усмехнулся Мотекухсома. — Стоит мне последовать твоему совету, и я лишусь армии. Что потом делать с мятежниками в Пуэбло и Оахаке? Все покорившиеся Мехико псы тут же поднимут головы. Хорошо, если мы победим, тогда Уицилопочтли не оставит нас своими милостями. А вдруг мы потерпим поражение? Имеем ли мы право на поражение? Ты об этом задумывался? Ты хочешь, чтобы небеса обрушились, а воды затопили земную твердь?

Куитлауак побледнел.

— О, могучий! — воскликнул Какамацин, правитель Тескоко. — Я ещё раз призываю прислушаться к моему совету. Пусть Малинцин вступит в Теночтитлан. Здесь, в городе, рядом с водой, мы стесним его и раздавим.

— Ага, и погубим половину столицы, — усмехнулся Мотекухсома, потом продолжил. Голос его окреп, зазвенел. — В твоих словах, Какамацин, есть доля истины, но вся она, единая и неделимая, хранится здесь. — Тлатоани указал на свое сердце. — Мы обрушимся на Малинцина, имея на своей стороне трех союзников. Прежде всего — это трезвый расчет и благоразумие. Да, их следует заманить на городские улицы, в этом Какамацин прав. В городе они вытянутся в длинную колонну, которую легко разрезать и отделить одну часть от другой. Их громовые звери не смогут разить в тот момент, когда их тащат носильщики. Четырехногим в тесноте тоже будет трудно развернуться. Второе внезапность. Мы должны ошеломить чужаков. И третье — нам помогут боги и прежде всего сам великий Кецалькоатль, чьим именем так кощунственно прикрываются варвары. Он обрушит на них свой гнев. И не в Теночтитлане, а в посвященной ему Чолуле. Вы меня поняли? В Чолуле! Там свершится справедливость, там явит свой гнев могучий Тескатлипока. Там, наконец, будет восстановлен мировой порядок.

Нищих и паломников в Чолуле была пропасть! Подаяние просили на каждом шагу. Совсем как у нас в Испании. И уродства, болячки, язвы также выставляли напоказ. Город издавна почитался священным на всей мексиканской земле. Покровительствовал ему сам Кецалькоатль Уэмак, который, как объяснил мне сеньор Кортес, являлся никем иным, как святым апостолом Фомой, давным-давно явившимся в эти края, чтобы проповедовать слово божье.

Эка новость! Подобных сказок я и в Испании наслушался, посему писать об этом не буду, потому что толком не знаю и судить не могу, бродил ли здесь, среди кактусов, святой апостол? Что-то не верится, чтобы его занесло так далеко. Также, как и колена Израилевы. Хотя, пути праведников неисповедимы. Говорят, что святой Андрей добрался до земли скифов и московитов, где много пострадал за правду.

Одним словом, чего не знаю, того не знаю. Спешу рассказать, что видел собственными глазами в этом огромном городе, расположенном на равнине в шести лигах от Тласкалы и в двадцати от Мехико.

Прежде всего живут здесь люди трудолюбивые, каждый клочок земли ухожен и прибран. Что растет? Высокий маис, хлопок, сочное алоэ, чили или ацтекский перец. Кактусы тоже выращивают, только какие-то особые — на них кормятся букашки, из которых варят алую краску. Леса там замечательные, густые, сосновые. Истинная благодать идти по такому лесу!.. Мексиканка, что прицепилась ко мне, говорит, что ранее в лесах водились огромные звери с рогами. Теперь их всех перебили охотники из благородных… Имя этой женщины нормальный человек выговорить не в состоянии. Ноч-тли-шо-читл — что в переводе, как объяснила мне донна Марина, означает «цветок кактуса». Так Цветком её и зову. Ей бы до дому добраться — родина её в Истапалапане, на озере Тескоко. Как попала в Тласкалу, не рассказывает.

Идет, кряхтит, тащит амуницию. Крепенькая… Теперь у нас, почитай, у каждого слуги завелись. Кто пристал из тех, кого готовились съесть храбрые тласкальцы, кто ещё раньше прибился, кого ребята силком принудили. Таких, конечно, большинство… С другой стороны, солдату без ухода на марше мука. Цветок ничего была, справная… Эх, жаль писать об этом нельзя. Почему? Да потому что сеньор Кортес глазом на этих приблудших косил. Запрещать не запрещал, но иной раз кривился…

В те поры народ вздохнул спокойней. Все складывалось, как он обещал. Замирились мы и с Мотекусумой, и с тласкальцами. Кончились бои, погода стояла великолепная, а ведь уже сезон дождей начался — видно, берегла нас милость божья. Народ на марше уже к землице начал присматриваться — где, какой кусок попросить. Мне, например, окрестности Чолулы понравились, но обосноваться здесь я бы не хотел. Место открытое, самое подходящее для сражений. Мирные деньки скоро кончатся, это каждый из нас понимал. Вот почему недовольство, почему ропот — топаем, топаем, все без добычи. Пока все золото сеньор Кортес в свои сундуки складывает. Ради чего терпим столько невзгод, мучаемся день и ночь, копьями обороняемся? Тласкала страна нищая, у них даже соли нет. Разве что самоцветы. Я там, помнится, пару больших изумрудов выменял. Цветок мне их в полу стеганной хлопчатобумажной куртки зашила.