Лишним напоминанием, что власть уязвима даже в самом ее судебном сердце – в прокуратуре, стало похищение 24 марта прямо из ее здания пальто прокурора Данилевского, в котором находилась записная книжка и ключ к шифрованной переписке. Об этом происшествии полковник Новицкий сообщал следующее: «О пропаже телеграфного ключа у г-на Киевского Губернского прокурора я имел честь донести депешею 24 марта. Этот случай характеризует отношение г-на Данилевского вообще к настоящему делу; прихожая камера Прокурора почти совместна с помещением Гражданского суда, куда стекается ежедневно масса приходящего люда, и он всегда мог ожидать, что рано или поздно верхняя одежда его и Товарища сделается жертвою кражи, что и случилось с пальто г-на Данилевского и Товарища Прокурора графа Толстого[169]. В этом похищении также подозревали представителей революционного сообщества, в частности высказывалось предположение что это мог сделать бывший уголовник, а с 1878 г. члена «кружка Басова» А. С. Овчинников[170].

Поэтому строки из очередного доклада Новицкого звучали едва ли не апокалиптически: «Угрозы на жизнь административных лиц продолжаются; по сведениям не гласным Киев находится быть может накануне кровавой сцены, которая должна в нем произойти или на днях или около время предания суду лиц за вооруженное сопротивление. Последнее время в Киеве появилось много подозрительных личностей, прибывших сюда, по всему вероятно в ожидании открытия заседания военного суда, приехавшими из Харькова жандармскими чинами и свидетелями для удостоверения арестованных в Киеве, были замечены подозрительные личности из Харькова, приехавшие в Киев»[171]. Любопытно, что на этом донесении рукой Шмидта (22 марта) было начертано: «Новицкий очень волнуется. Чертков насколько мне известно ладит с казаками. Новицкий недоговаривает и надо его спросить кому предоставить назначить конвой»[172].

Исходя из этого рапорта Новицкого можно судить о напряженной обстановке, которая сложилась в городе. Фактически город оказался на осадном положении. Большинство членов ИК РСРП во главе с Осинским уже два месяца как находились в заключении, а созданные ими подпольные структуры и более того, даже просто слухи о всесильном ИК РСРП и письма с угрозами представителям власти продолжали наводить страх на жандармов, городскую и губернскую власть, заставляя ее идти на беспрецедентные меры по охране порядка. Конечно до тюрьмы доходили слухи о резком усилении охранных мероприятий, а это ясно свидетельствовало, что власть боится революционеров. Это в свою очередь служило для революционеров-политиков еще одним подтверждением оправданности ставки на силу в борьбе с правящим режимом.

А власть действительно не знала откуда ждать очередного удара и готовилась к организации процессов очень тщательно. Исходя из сложившейся обстановки генерал-адьютант Чертков в рамках предоставленных ему указом от 5 апреля чрезвычайных полномочий ходатайствовал: «а) о предоставлении ему права административной высылки лиц немедленной, при встреченных необходимостях, которых представляется возможным ожидать перед преданием военному суду за вооруженное сопротивление; б) об устройстве городского телеграфа, на предмет соединения телеграфною проволокою здания тюремного замка, отстающего от центра города на расстоянии 5 верст, а от Комендантского помещения в крепости – 4-х верст; г) о вооружении городских полицейских чинов»[173].

В такой почти истеричной для местной администрации обстановке в апреле 1879 г. и заканчивалась подготовка целой серии судебных процессов – это по делу «о вооруженном сопротивлении 11-го февраля в доме Коссаровской», по делу «Осинского, Лешерн и Вышнякова», по «делу В.О. и Г. Л. Избицких» обвиняемых в расклеивании в городе Киеве прокламаций и оказавших вооруженное сопротивление при аресте[174].

Подобной концентрации судебных процессов по политическим делам город ранее не знал, и приготовления к ним в первую очередь касались обеспечения порядка и безопасности в период их проведения. Суды должны были следовать фактически подряд один за одним. Порядок был установлен следующий. Открывало эту череду процессов 30 апреля 1879 г. дело о «вооруженном сопротивлении 11-го февраля», по нему проходило 8 подсудимых мужчин и 6 женщин, также предстоял опрос 40 свидетелей[175]. Вторым – с 6 мая намечено было слушание «дела Осинского и др.», по которому проходило всего 3 человека. Далее, 8–9 мая должно было слушаться и «дело Избицких» (всего 2 человека). Таким образом в начале мая в Киев должно было слушаться 3 политических дела. По всем прокурором выступал полковник Стрельников.

По расчетам властей заседания военного суда должны были продлиться не менее 11 дней и никак не более 13[176]. Причем во всех трех значилось вооруженное сопротивление при аресте, к тому же целый ряд преступников, особенно В. Осинский, считались властями особенно влиятельными в революционной среде, и поэтому существовало опасение, что радикалы, оставшиеся на свободе, могут предпринять попытку их освобождения. Предыдущие действия революционеров на юге России серьезно напугали местную администрацию и убедили ее, что недооценивать революционное подполье нельзя. Своими действиями ИК РСРП создал себе репутацию чрезвычайно опасного противника и среди силовых ведомств, в том числе жандармов.

Именно из недр киевского ГЖУ 20 апреля в столицу была отправлена телеграмма следующего содержания: «Получены сведения, что во время имеющего быть в Киеве судебного процесса о лицах, заарестованных при открытии тайной типографии, предполагается будто бы, произвести бунт. С этой целью должны будут съехаться в Киев из других городов России многие социалисты»[177]. У страха глаза велики и меры безопасности в Киеве предпринимались для того времени действительно чрезвычайные. В столицу летели телеграммы, что «в виду получения сведений о намерении злоумышленников произвести замешательства во время суда, принимаются все меры к предупреждению беспорядков». Причем согласование мер безопасности шло на самом высоком уровне, начиная с главы Третьего отделения А. Р. Дрентельна и заканчивая сами Александром II[178].

Казнь первомартовцев – участников покушения на императора Александра II глазами зарубежных корреспондентов.

Непосредственным и прямым распорядителем всего дела, в том числе и командующим войсками генерал-губернатор Чертков назначил начальника местных войск округа генерал-майор Кравченко[179]. Кроме того, 27 апреля, из Бердичева в Киев вызвали жандармского офицера (штабс-капитан Рудов[180]) и семь унтер-офицеров[181]. Из донесения Новицкого следовало, что на вновь прибывших «возлагалось обеспечение вверенного мне управления от всяких неблагоприятных случайностей на все время разбирательства дела, так и предупреждение возможных беспорядков на суде»[182]. Более того, чтобы не возить подсудимых туда-сюда на все время процесса они должны были размещаться в камерах, находящихся на нижнем этаже в самом здании военно-окружного суда[183].

С началом первого процесса 30 апреля Киев напоминал не столько обычный губернский город, сколько захваченную вражескую крепость. Город был наполнен