Колдун вытянул губы куриной гузкой и указал на дверь.

— Ну, ладно, ладно — примиряюще молвил храбр, — не бушуй. Зови своих бесов. Авось скажут чего ни то интересное. В церкви небось такого не услышишь.

Вопли колдуна становились все более хриплыми и урывочными. «Умаялся, бедолага», — подумал Душило, сам уже взопревший от избяного чада и долгого ожидания. Колдун лежал на полу посреди жила и корчился, будто помирал от отравы. Выпученные глаза стали совсем черные и страшные, скрюченные пальцы руки скоблили половицы. В другой он сжимал оберег, висевший на груди, — металлического божка с молнией в кулаке. Душило видел такие в Новгороде, их мастерили для чуди, приходившей на Торг.

Колдун звал духов на своем языке. Одни и те же слова повторялись по-разному — просительно, требовательно, под конец жалобно и скуляще. «Не откликаются черти, — догадался Душило. — Не хотят мне товар возвращать. Обиделись, видно, за волхва».

Чудин вытянул ноги, разбросал руки и застыл. Вылезающие из глазниц очи вперил в кровлю и лежал, будто покойник. Душило, досадуя, хотел было его потрогать, проверить, вправду ли помер. Но тут же отдернул руку. Колдун зашевелился и вытворил такое, от чего у любого на голове встали бы торчком волосы. Только не у Душила — его напугать было трудно, хоть какую нечисть в дом приведи.

Колдун всем телом оторвался от пола, упираясь одними пятками. Поднялся на вершок и вдруг грянулся обратно. С громким стуком костей и с резким звоном висевших на нем оберегов — прицепленных к кожуху железных бляшек. Будто его ухватила и бросила об пол Костоломка, одна из девяти сестер-лихорадок. Но даже для Костоломки это было чересчур. Душило легонько охнул.

После встряски глаза чудина встали на место и осмысленно поглядели на храбра. Колдун с кряхтеньем сел, поднялся на ноги.

— Вана юмал не смочь прийти, — сообщил он, обшаривая храбра злым и все еще мутным взглядом.

— А чего? Плохо звал? — участливо спросил Душило.

— Я хорошо звата! Ты плох!

Чудин упер палец в грудь храбра.

— Чем это я плох для твоих духов? — возмутился тот. — Ты, колдун, не заговаривайся. Может, им твои коряченья не понравились или глаза не так пучил? Ты скажи, я пойму. А на меня пенять не надо. У тебя самого рожа крива.

Колдун затряс головой.

— Вся не так. Не так говори! Вана юмал не смочь, боятся.

— Меня, что ли? — Душило озадачился.

— Не ты. На тебе. Тут. — И опять приставил палец к его груди. — Надо сними и брось. Не в дом, там.

Колдун махнул на дверь. Храбр влез рукой за пазуху, вынул серебряный крест на толстом кожаном шнурке.

— То-то, нечисть, креста боится, — проворчал он.

Выйдя наружу, в смеркающийся день, он снял с себя крест. Поискал куда подвесить, не нашел, положил прямо в утоптанный снег.

— Потапка, эй, ты тут? — крикнул холопу, сидевшему в клети.

Раб не ответил, верно, дрых. Душило вернулся в избу.

— Ну, зови опять своих бесов. Да поскорее, а то мне не с руки целый день тут сидеть.

— Теперь скоро духи прийти, — кивнул колдун.

Он снова зачерпнул варева из котла, отхлебнул и постоял будто бы в сильном изумлении. Душило все это уже видел, и ему было неинтересно, но делать нечего — пришлось смотреть. Больше в избе колдуна любоваться было нечем.

Чудин взял бубен, стал колотить в него обрубком палки и выкрикивать: «Таара, та! Таара, та!» Затем издал гортанный клич и упал на пол, забился в корчах. Душило только головой качал, немного жалея колдуна. «Ежели эдак каждый раз бьется, когда к нему за ворожбой приходят, — думал храбр, — как он еще умом не тронулся?»

На этот раз дело сладилось быстрее. Колдун перестал звать, успокоился и тихо полежал, будто прислушивался. Душило тоже навострил слух, но ничего не уловил из разговора колдуна с духами.

— Вана юмал не хоти говори, — замогильным голосом произнес чудин.

— Да что ж такое! — рассердился Душило, ударяя по коленям. — Какого им еще рожна надо? Чего теперь боятся?

— Они хоти, чтобы ты с ними говори, — ответил колдун, все так же лежа без движения, будто отдыхал. — Мне не говори твой дело. Сам спрашивай.

Душило задумался, уперев затылок в стенку. Хоть и не боялся он никаких духов, ни чудских, ни славянских, но холодок от слов колдуна в загривке ощущался. Да и колотиться об пол не хотелось.

— А нет другого способа, чтоб башкой не биться? — спросил он.

Чудин объяснил, что обычно духи отзывчивы и не трясут его так сильно, как сейчас. Нынче же они гневаются, оттого что он взялся помогать человеку, который не верит в их могущество и обижает волхвов. Но есть другое средство, чтобы увидеть и услышать духов. Сам колдун пользуется им не так часто, потому что оно уводит душу очень далеко по мосту через огромное подземное озеро и она не скоро возвращается в тело.

— Юмал велели проводи тебя к ним. Далеко проводи, чтобы они хорошо говори с тобой. Пойдешь?

— Чего ж не сходить, — не слишком охотно согласился храбр. — Поговорим по душам. Только вот что. Далеко к твоим духам мне без надобности ходить. Про товар лишь узнать и обратно. Так что… — Душило сложил кулак и, потянувшись, сунул под нос колдуну. — Ясно?

— Ясно.

Чудин встал и достал с полки горшок. Снял навязанную тряпицу, вытащил пальцами щепоть коричневой трухи и бросил в ковшик. Потом долил горячей воды и стал долго размешивать. Душило, поразмыслив, решил запастись на дорогу полезными сведениями.

— Каковы обличьем твои духи?

— Вана юмал чёрны, с крылами и длинный хвост.

Храбр усмехнулся.

— Ну, значит, не обознаюсь.

— Они ходи до самого неба и слушай там ваших богов. Ваши боги живут на небе.

— А твои где?

— Вана юмал живут в безднах, в стране Манала. Кто умер из ваши люди — идет на небо. Кто умер из наши люди — духи мардус несут его вайм, душа по-твой, в бездну.

— Верно, — обрадовался Душило. — Всё как попы говорят.

Колдун протянул ему готовое зелье.

— Пей!

— Не отрава? — Храбр понюхал.

— Говорить с духами, — ответил колдун.

Душило выпил все в три глотка, отдал ковшик и устроился на лавке поудобнее.

— Слыхал я от варягов про такое зелье, — молвил он. — Ихние лучшие храбры, по прозванию берсерки, пьют его перед сражением. От него, сказывают, во время битвы видны валькирии. Это такие девки, вроде наших берегинь, только не по земле шастают, а летают в воздухе. Мечами рубятся наравне с мужами…

На него вдруг напала словоохотливость. Он принялся пересказывать колдуну варяжские байки, а тот внимательно смотрел, кивал и постукивал в бубен. Душило тоже смотрел на чудина, и скоро ему стало казаться, что колдун плохо понимает. Он сделал второй заход и начал повторять заново. Колдун все кивал и кивал, пока Душило не обнаружил, что вместо головы у чудина на плечах сидит ворона, громко щелкает клювом и раскачивается. «Брысь!» — страшным голосом крикнул он ей и захохотал. Ворона длинно прокаркала, но улетать не захотела. Душило засмеялся громче и веселее. Он понял, что сказала ему дурацкая птица, и решил не гнать ее, а поговорить. Такие умные вороны еще не попадались ему.