Месяц спустя…

Сочи. Райское место для отдыха. Ты вроде бы и в пределах страны находишься, но совершенно в другом климате: мы прилетели из минус восемнадцати, а здесь тепло даже в феврале. Плюс десять и солнечно. После заселения в олимпийскую деревню я отправляюсь в город. Хочу погулять по набережной. И Устинова меня отпустила без проблем. Вечером уже первая тренировка, проба льда. Потом первый день короткая программа и на следующий — произвольная. Но сейчас мне абсолютно не хочется об этом думать. С транспортом здесь нет проблем совершенно. Тебя доставят в любую точку города. И это не может не радовать.

После последних соревнований прошел месяц, а я до сих пор помню, как Кирилл поздравлял меня с победой. Еще бы такое не запомнить!

Потом мы просто перекидывались СМС-ками. Каждое мое утро начиналось с «Доброе утро, малыш» и заканчивалось «Спи сладко». Но как можно было спать в его отсутствие!

Перевожу свой взгляд с окна автобуса на руку, где красуется колечко. Маленький камешек на тонком золотом ободочке переливается в солнечных лучах всеми цветами радуги. Невольно улыбаюсь, понимая, что уже совсем скоро я дам ему ответ на его новогоднее предложение. Хоть и знаю его с самого начала, и это томление в несколько месяцев разрывает все сознание, но я держусь из последних сил.

Перед посадкой на самолет из Москвы мы с Кириллом договорились, что никаких сообщений на пару дней. Все после соревнований. А это всего два дня полной тишины.

Два дня по сравнению с несколькими месяцами — это пустяк, на первый взгляд. А на самом деле это огромная пропасть, пустота, которую невозможно заполнить.

Выхожу на остановке. Застегиваю молнию олимпийской формы. Тут же до слуха доносится звук моря. Вдыхаю полной грудью свежий соленый воздух и направляюсь к набережной.

Ветер с моря зябкий, несмотря на пригревающее солнце. Натягиваю шапку на уши, чтобы, не дай бог, не заболеть. Прохожих мало. Встречаются спортсмены из других сборных, вызывая улыбку. Все приветливые и на ломаном английском все здороваются и знакомятся.

На берег выкатываются бурлящей водой волны. Кричат чайки. Небо бирюзового оттенка, который напоминает о глазах любимого человека, по которому тоскует сердце. Белые облака искрятся в лучах зимнего солнца.

Достаю телефон из кармана куртки и кручу его в руках. Нет, как и обещал, не пишет. Держит слово. Знает, как для меня важно настроиться на нужную волну. Но это очень сложно сделать, понимая, что его я не услышу пару дней. Но и услышав или получив от него сообщение, я могу расклеиться так, что профукаю оба выступления. Сейчас я точно не могу сказать, что для меня важнее всего.

— Мне нужно минимум четыре выходных, — стою перед тренером и отступать совершенно не намерен.

— Дёмин, ты совсем охренел? — рычит Джонсон, выдавая чисто русский мат. Похоже, присутствие русскоговорящих игроков в команде Пингвинов плохо влияет на словарный запас руководства. — Ты понимаешь, о чем сейчас просишь?! У нас плей-офф на носу. Мы за место в турнирной таблице боремся, а я сейчас должен одному из своих самых забивающих форвардов дать выходной на матч с Вашингтоном?! Нет, Дёмин. Не обсуждается.

— Ребята и без меня с Вашингтоном справятся! От того, что я пропущу один матч, наше место в турнирной таблице сильно не поменяется.

Нет, эти Олимпийские игры я пропустить никак не могу. Это решение лиги, что игроки НХЛ не могу из-за участия в регулярке поехать защищать честь своей страны, мы с пацанами молча «проглотили». Настанет и наше время для участия на олимпиаде. Но Женины соревнования я пропустить не могу.

— Зато результативность игры и состав атакующих звеньев улетит к чертям! — уже не говорит, а рычит сквозь зубы главный тренер команды. — А если ты не успеешь вернуться к матчу с Оттавой? Нет, Дёмин, исключено.

— Я прошу всего четыре дня, — начинаю тихо закипать. — Твою мать, у меня будущая жизнь решается. Жена моя будущая за золотую медаль едет бороться, а я сижу здесь, как идиот, и уже три месяца ее не видел.

— Возьмет медаль и сама к тебе приедет, увидитесь! — упирает кулаки в стол Джонсон, стискивая челюсти и сверля меня злым взглядом.

— Не приедет, если я не окажусь в Сочи, — отвечаю в тон тренеру, четко осознавая, что лезу в занозу и рискую налететь на штрафные санкции. Но плевать, я должен там быть! Я должен сидеть на, мать ее, Арене. — Четыре дня, Джонсон. Четыре, и я буду на месте!

— Ты понимаешь, что совершишь два огромных перелета длительностью больше, чем десять часов за четверо суток? А акклиматизация, смена часовых поясов?! Каким овощем ты вернешься у меня к следующей игре?

— Самым счастливым.

Бодаемся с этим принципиальным мужиком взглядами, как два барана. Похоже, уже и кулаками готовы начать махать от злости, но положение спасает появившийся в тренерской Алексеев.

— Добрейший денёк! Мистер Джонсон, Кирюх…

— Мих, твою ж за ногу, ты где шляешься?! — выдыхаю я. Тяжелая артиллерия прибыла, дело должно пойти быстрей.

— Не рычи, Пингвин, — хлопает друг меня по плечу, явно выпроваживая из кабинета. — Вали давай, сумку собирай, фату пакуй.

— Куда пакуй? Тут вот этот… — тихо шиплю, кивая в сторону тренера.

— Иди, говорю. Твое счастье, что у тебя такой охеренный менеджер, как я! У меня на руках разрешение от вышестоящего руководства. Так что у тебя есть ровно четверо суток.

— Шутишь?!

— Не шучу, Ромео! Гендиректор клуба — семьянин до мозга костей. Так что ты у нас фартовый парень!

— Черт, Мих, спасибо! — обнимаю друга и хватаю сумку с амуницией, уже почти вылетая из кабинета, когда Алексеев «добивает» хорошими новостями. — Кир! Через пару часов чартерный рейс в Сочи. Летишь ты и еще пара ребят. Завтра, послезавтра ты там, а в четверг вечером тем же рейсом обратно. К игре с Оттавой чтобы был, как огурец, понял меня?!

— Да, Алексеев, все будет.

— А, и Кирюх!

— Да?

— Привези уже госпожу Дёмину с собой, а то жалко на тебя смотреть, — ржет друг. Я усмехаюсь и спешу домой.

Даже не верится, словно сама судьба мне помогает. Еще чуть-чуть, и я увижу свою фигуристку. Обниму, крепко-крепко прижимая к себе, и услышу наконец-то ответ на мой новогодний вопрос. Сердце колотится от притока адреналина, а по телу огонь от волнительного ожидания скорой встречи.

Адские месяцы подходят к концу.

Все расписание построено так, что ни одной свободной минуты. Лед расписан чуть ли не посекундно. Не верится, что уже завтра мне надо откатать короткую программу. Без права на ошибку. От этих результатов будет зависеть следующее выступление. Я не имею права подвести Устинову.