После ужина закрываюсь в номере. И после наскоро принятого душа окапываюсь в постели, закутавшись в одеяло.

Сна ни в одном глазу. Ни в одной мысли. Я стараюсь дышать глубоко, медленно выдыхать, словно медитирую. Это должно успокоить нервы.

Сворачиваюсь клубочком, обхватывая колени, прижатые к груди. И неожиданно самой для себя всхлипываю. Черт, как хочется домой! Мама даже ни разу не позвонила. Интересно, она смотрит телевизор? Или новая личная жизнь важнее меня?

* * *

— Ковальчук! — снова по новой. Я уже вскакиваю, как солдат.

И понеслось. Вчерашнее утро словно повторяется. День сурка, чтоб его! Но после прохладного душа я мигом прихожу в себя. Произвольная программа. Четыре минуты на льду перед судьями и всей страной. Сегодня на мне огромная ответственность.

В раздевалке с трясущимися руками надеваю костюм. Вся композиция легкая и нежная. Меня красит сама Устинова. Потому что у самой у меня не выйдет.

— Прекрати трястись, воробышек, — командует она, заканчивая наносить блеск на губы.

— Не могу, — смотрюсь в зеркало и начинаю шнуровать коньки.

— А придется, — подмигивает мне она глазом и оставляет одну. «Вдох-выдох, Женя», — мысленно настраиваю себя. Главное, помнить: наградой мне будет не только медаль.

* * *

Спустя длительное ожидание и желание заглянуть в турнирную таблицу, что мне категорически запрещает Устинова, я, наконец, оказываюсь на льду. Внутри полная гармония с собой. В сердце тишина и покой.

Продержаться четыре минуты. Эта программа не так агрессивна, как короткая. Она летящая и нежная. И как только начинает звучать музыка, начинаю скользить по льду. Но мысли у меня уже не о программе. А о Дёмине. Выполняя фигуры, я словно смотрю кадры за прошедшие полгода. Когда была одна, барахтаясь в водовороте жизни, пока не появляется Кир. Как лучик света. Он, моя поддержка и опора, врывается ураганом в мою жизнь и сердце.

Дорожка шагов с разворотами.

Мгновение, и спустя долгих шесть лет с последней встречи я вижу его голубые глаза.

Прыжок.

Горячие губы и смелые ласки. Его руки, откровенно изучающие мое тело миллиметр за миллиметром.

Разбег и тройной тулуп.

И наше совместное падение в омут страсти.

Каскад прыжков.

Идеально. Я не качусь, я лечу. Полная невесомость в душе и счастье в сердце. Каждый элемент дается легко, как прикосновение рук любимого к моему телу, увлекая с головой настолько, что в какой-то момент я ощущаю его рядом. Его взгляд на мне, его улыбку для меня. Он так близко, что хочется остановиться и разглядеть его в толпе, сидящей на трибуне, но из последних сил давлю в себе это желание.

Последний прыжок, который завершается так же четко, как и предыдущие, и концовка. Это финиш, Женя!

Музыка замолкает, а трибуны взрываются аплодисментами. Меня сметает волной общего ликования, и я слышу, как по залу прокатывается мое имя, звучащее из уст тысячи зрителей. На лед летят игрушки, цветы, а слезы счастья без остановки катятся по моим щекам. Сердце выскакивает из груди, а в голове остается единственная мысль: «Я сделала это».

Выкатываюсь со льда, прижимая всунутый мне в руки букет и реву. Улыбаюсь и плавлю лед своими горячими слезами. Ольга Павловна сжимает меня в своих крепких объятиях и плачет вместе со мной, гладит по спине, по голове, тихо причитая.

— Умница, девочка! Горжусь тобой, — слышу сквозь всхлипы. В зале шум, аплодисменты, наша российская публика радостными криками и свистом устраивает буйство звуков в ледовом дворце. И все ради меня и для меня. Золото. Олимпийское!

Но время словно замирает, когда я вижу его. Он сидит рядом с моей матерю и Димкой с Дашей. Краем глаза я замечаю и Варвару Михайловну с Владимиром Львовичем. Но для меня сейчас важен только один человек из десятков тысяч присутствующих здесь. Мой хоккеист. С широченной улыбкой на губах и красными глазами, Кирилл смотрит на меня и едва ли не подпрыгивает на месте. И в этот момент я понимаю: больше не могу. Невыносимое расстояние съедало изнутри все эти два месяца, уничтожая медленно по кусочкам. Но вот он здесь. Только пару десятков шагов. Всего чуть-чуть…

— Я… п…п…ойду… — пытаюсь что-то сказать Ольге Павловне и не могу стоять. Вырываюсь из объятий Устиновой и, как зачарованная, несусь к нему. Не отрывая взгляд от голубых глаз, смотрящих на меня с такой нежностью, что сердце щемит. Между нами десять рядов арены, множество ступенек и пара парней из охраны. Но плевать. Теперь уже это все ерунда. Кир вскакивает с места и бежит, продираясь сквозь сидящих зрителей, быстро-быстро перебирая ногами по ступенькам. Вниз, ко мне. Парень одним легким движением перемахивает через ограждение и вырывается из цепких рук охраны, уверенными шагами направляется в мою сторону. Краем сознания слышу, как кричит суетящейся охране тренер, что-то вроде:

— Это наш мальчик. Все хорошо!

Мы два сумасшедших. Нам все равно. Честно. Я забываю и про золото, и про многотысячную арену зрителей и десятки камер. Все кажется такой мелочью и пустяком, когда я влетаю в объятия любимого. Оторванная его сильными руками от земли, кружусь и прижимаюсь к Киру что есть сил.

— Моя чемпионка, — шепчет Кир. Утыкаясь носом в мою шею, щекочет горячим дыханием, отправляя толпы мурашек по моему изголодавшемуся по его ласкам телу.

Заканчиваются эти дни томительного ожидания. Часы мучений. Он здесь. Мой, настоящий и родной.

— Я люблю тебя, — шепчу так долго крутившееся на языке признание. — И я согласна! — Выдыхаю в любимые губы и, обхватывая его лицо ладонями, целую. Припадаю к горячим губам, стараясь выразить всю глубину бушующих внутри эмоций и чувств. Ставлю точку в нашей длинной «паузе» и точно знаю, никогда больше не потеряю своего Ледяного Короля так надолго.

Олимпийская чемпионка. Золотая медалистка. Моя Женя. Моя невеста и будущая жена.

Она стоит такая счастливая и довольная на пьедестале, пока на арене играет гимн и поднимается вверх российский флаг. Наши матери рыдают, Устинова с Дашей тоже не сдерживают эмоций. Да, черт возьми, похоже, и мы с Метлицким сейчас всплакнем от гордости за эту маленькую хрупкую девчонку, вопреки всем доказавшей, как она сильна.

Эйфория захлестывает, и я не помню, как пролетел этот час, пока идет награждение, и Женю атакуют телевизионщики. Устинова с сожалением пожимает плечами и говорит, что дальше по плану праздничный ужин в честь победителя, и я ловлю на себе печальный взгляд Жени, когда толпа организаторов уводит ее в скрытые от глаз зрителей помещения. Она явно хочет к нам, но статус теперь обязывает.

Выходим нашей скромной компанией с ледового и как-то тихо рассредоточиваемся кто куда. Родители едут в ресторан, уговаривая меня поехать тоже, но я вымотан и эмоционально, и физически. Все-таки прав был Джонсон: акклиматизация догнала, а вкупе с сильнейшими переживаниями в эти дни получаем меня выжатого, как лимон. Поэтому не хочу никого пока видеть и отказываюсь от предложения Димки с Дашей съездить на масс-старт по биатлону. Единственный человечек, которого хотелось бы рядом сейчас, занят.