В молодые годы Барбара Стерн была роковой красоткой с фигурой пловчихи и сияющей текучей гривой белокурых волос. Лилли помнила фотографии ее медового месяца, на которых молодое воплощение Барбары – в девичестве Эриксон – рядом с мужем Дэвидом могло бы поплевать свысока на красоту какой-нибудь Кейт Бланшетт. Но годы сделали ее бедра шире и превратили льняные локоны в тяжелую, жестко завитую копну цвета серой стали. Ей стали нравиться цветастые балахоны, шлепанцы и архетипический образ матери-земли с центрального канала – невзирая на тот факт, что им с Дэвидом так и не удалось обзавестись потомством. С приходом эпидемии лицо женщины осунулось еще больше, морщины углубились, но ей удалось сохранить благородство и земную теплоту, которые сделали из нее стойкого стража на защите детей Вудбери. Теперь это когда-то благородное лицо бессмысленно пялилось на ствол специального полицейского револьвера Лилли с какой-то обезьяньей очарованностью. Бывшая когда-то нежно-кремовой кожа превратилась в бледное хлебное тесто, сухо обтягивающее острые углы черепа, словно хэллоуинская маска.

Печаль с силой вулкана или землетрясения ударила Лилли, практически выбив дух. Ее трясло от горечи, ствол колебался в такт скорбной дрожи, уставившись на монстра по ту сторону стекла. На мгновение показалось, будто мертвая женщина смотрела за мушкой пистолета, а потом – прямо в лицо Лилли. Лилли знала, что это невозможно. Она знала, что выдает желаемое за действительное, и все же… и все же… что-то по ту сторону затянутых пленкой глаз пристально смотрело на нее, буквально вырывая сердце. Слезы полились ручьем, вниз, по щекам и высыхали на ветру. Ствол дрожал. Ее голос был едва слышен даже ей самой.

– Ч-что же с нами стало? Как мы дошли до такого?

За спиной Лилли в завывании ветра и стуке металлических тросов голос старика сложно было различить.

– Она пыталась сделать ровно то же, что и ты.

– Что? – Лилли бросила слова себе за спину, раздраженная, в нетерпении, словно отгоняя муху. – Что за херню ты несешь?

Старик опустил взгляд.

– Она умоляла нас взять ее вместо детей. – Он прочистил горло. – Над ней проводили опыты, когда ты прибыла. Потом она стала твоей сиделкой… пока тебе… нездоровилось, – Лилли приставила ствол к стеклу в паре сантиметров над переносицей существа.

– Мне жаль, подруга… мне так… так жаль. – Спусковой крючок внезапно показался недвижимым, как будто был залит цементом. Лилли не могла заставить себя застрелить своего бывшего друга. – Так жаль… – Лилли опустила взгляд – …vaya con dios, mi amiga[27]…

Не глядя, Лилли сделала одиночный выстрел, который, отзвучав маленьким раскатом грома, пробил в стекле дырку размером с пенни. Пулевой импульс отправил голову существа, когда-то бывшего любящей женой, полной жизни и женской стати, в резкий полет назад, образовав туманное облачко алой материи на затылке.

Существо сложилось на полу – гравитация сделала свое дело; мертвенная тишина возвращалась со скоростью замыкающейся цепи. Вытирая лицо, Лилли, повернулась к старику и начала что-то говорить, когда громкий металлический щелчок троса – резонирующий с разрывом высоковольтного провода – заставил Вселенную наклонить свою ось. Лилли схватилась за помост, внезапно начавший наклоняться, а старик начал соскальзывать, и Лилли поползла по древнему, потрепанному погодой, изъеденному червями деревянному настилу, чтобы подхватить его.

Это было какое-то чудо, случившееся вопреки законам физики, совершенное при помощи природного дара, мышечной памяти, оставшейся со времен пребывания в качестве гимнастки-первокурсницы в Технологическом университете штата Джорджия. Лилли удалось схватить старика за пояс прежде, чем химик рухнул вниз на пятьдесят футов, навстречу смерти. И, слава богу, старый чудак был настолько истощен, что, наверное, весил меньше ста фунтов даже в промокшем виде.

Во второй раз Лилли повезло, когда трос на противоположной стене платформы выдержал и подмостки остались болтаться между пятым и четвертым этажами, оставаясь в подвешенном состоянии, бешено мотаясь на ветру с Лилли, цепляющейся за нижний край.

Лилли задыхалась и ежилась от боли, зубы сжаты, кисть левой руки запуталась в тросе, а вся конструкция билась о стену и скользила вдоль нее, будто гигантский неуклюжий маятник. Левая рука мертвой хваткой держалась за стойку. Правая рука, уже скользкая от пота, продолжала, будто в тисках, сжимать ремень Ноллза. Старик висел, его хилые ноги беспомощно болтались в воздухе, воздух с хрипом выходил из его легких, когда он пытался издать какой-то звук, пытался кричать, карабкаться вверх, не имея точки опоры. При этом ему удавалось удерживать свой благословенный портфель одной рукой.

Все мертвые лица, оказавшиеся внизу на достаточно близком расстоянии, запрокинулись вверх с синхронностью спутниковых тарелок, привлеченные суматохой. Портфель выскользнул из пальцев старика. Лилли услышала, как химик вскрикнул, и увидела, как кожаный предмет пролетел три с половиной этажа, спикировав на тент, натянутый над восточным входом в больницу. Портфель отрикошетил, затем ударился о конец тента, после чего приземлился на усыпанный мусором тротуар. Это происшествие не вызвало никакого отклика у батальонов ходячих, кругами шатающихся по растрескавшейся пешеходной дорожке, поросшей бахромой травы.

– Держись! Держись, Ноллз! – крик Лилли вышел тонким и сиплым, едва различимым из-за ветра и скрипа подвешенной на тросах конструкции. – Хватит извиваться! Мы вернем его! Ноллз, черт тебя дери, ХВАТИТ ИЗВИВАТЬСЯ!

Сразу после этого Лилли приняла мгновенное решение. Она посчитала расстояние между ними и тентом – немногим больше сорока футов, если считать от точки, где болтались их ноги, – недостаточно для того, чтобы кого-то убить, особенно если этот кто-то избежит тяжелого приземления на тротуар. Она понятия не имела, что находится под тентом, и даже замедлит ли древняя ткань их падение, но других вариантов у нее не было. И еще она чувствовала, как медленно ослабевает хватка ее потной, скользкой ладони на брюках старика, уверенно выскальзывающих из ее пальцев. Выронить его – вопрос миллисекунд. Поэтому она выбрала момент для своего действия между движениями массивной установки, качающейся вперед-назад, будто маятник.

Она бросила старика ровно тогда, когда устройство делало мах назад, пролетая прямо над тентом.

Ноллз рухнул вниз, вертясь и содрогаясь, его хриплый вопль заглушил ветер. Одну наносекунду спустя Лилли отпустила настил и тоже устремилась в полет. Она приземлилась прямо на старика, а тент обрушился под их общим весом. Складки потрепанной погодой холстины поглотили их, когда они упали на изъеденную термитами решетку в кучу мусора.

Приземлившись на бок, Лилли стала судорожно ловить ртом воздух. Удар пронзил позвоночник взрывом нестерпимой боли, отдавшимся в грудной клетке.

Людям потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться и понять, что теперь делать на земле.