Лилли села, и боль впилась в бок. Она не могла полностью вдохнуть, а зрение опять сошло с ума. Она видела мутные очертания старика рядом собой, сгорбленного и, несомненно, страдающего от боли, вызванной ударом, который пришелся на его долю. Мощная вонь орды – сдобренная запахом метана, который источался мусором трехлетней давности – пеленой повисла под разрушенным тентом. Несколько ходячих по соседству были убиты падением Лилли и Ноллза – изуродованные тела с проломленными черепами, сочащиеся жижей, валялись кучами. Лилли проморгалась и осмотрелась. Размытые изображения на периферии зрения приближались со всех сторон.

Затем она увидела портфель, лежащий на дорожке в десяти футах от северного входа. Лилли удалось встать и пробраться к сумке. Она увидела пару ходячих, подходящих к ней, приближающихся к месту, где лежал портфель. Толпа за ними начала стягиваться и направляться в ту же сторону. Лилли достала свой «тридцать восьмой», забыв о том, в барабане осталось только четыре пули. Она выстрелила в подступающего ходячего, оторвав тому кусок черепа и отправив его на мостовую. Вторым выстрелом она промахнулась. Третий снес мертвецу лоскут кожи с черепа, и тот сложился, заливая пешеходную дорожку потоком гнилой крови. Лилли быстро схватила портфель.

– Осторожно!

Она услышала слабый выкрик старика точно в тот момент, когда уголком глаза заметила расплывчатое пятно еще одного атакующего. Это был труп женщины в сером парике и заляпанной сестринской форме, кренящийся в сторону Лилли с разинутой пастью, совершающей механические движения. Лилли в последний момент вскинула револьвер и проделала дыру в черепе создания. Меньше минуты у Лилли заняли обратная дорога к куче мусора и успешная попытка подхватить старика и оттащить его к забаррикадированным стеклянным дверям больницы. Правда, к тому времени, как она поняла, что забаррикадированный проход для них непреодолим и назад в здание они вообще в ближайшем будущем не собираются (а даже если бы и собирались – первый этаж переполнен ходячими и не гостеприимен), трупная вонь и гудящий шум сотен ходячих окружили их.

Одного быстрого взгляда через плечо Лилли хватило, чтобы понять, что их путешествие, по-видимому, здесь и закончится, и, скорее всего, уже никто не завершит проект, заключенный в поношенном, потрепанном портфеле из поддельной кожи.

Возможно, это человеческая натура или просто глупость некоторых упрямых членов человеческого рода, но отказ сдаваться – отвращение к тому, чтобы пускать дела на самотек – вполне может быть закодирован в нашей ДНК. Это проявляется в непоколебимой воле матери, которой пришлось защищать своих детей; в желании выжить в любой ситуации; в человеке, оказавшемся в дикой местности и идущем домой; в сперматозоиде, ищущем яйцеклетку. И это глубоко укоренилось в Лилли Коул. Даже сейчас – в этом разоренном месте, напротив этого заброшенного входа, в тени павшего медицинского центра – она ощущала нежелание сдаваться, тлеющее где-то внутри ее, когда она потянулась назад, к сумке, нащупывая коробку с патронами в кармане.

Когда она пыталась откинуть барабан, чтобы зарядить еще полдюжины патронов в магазин, ее руки тряслись. За ее спиной старик что-то тихонько бормотал себе под нос, о том, что все кончено, его работа – ничто, его проект умрет вместе с ним, Господи помилуй всех. Лилли выронила патрон, выругалась, вздрогнула, подняла взгляд и увидела волну ходячих – точно больше тысячи, – стекающихся ко входу. Они шли отовсюду сразу, всем скопом, потоком, толпой библейских масштабов, притягиваемые последними людьми в этой области, будто металлические опилки, притягиваемые магнитом. Они выходили из пустых дверных проемов и аллей, появлялись из подворотен и лестничных пролетов. Они шли из руин общественных парков и покинутых парковочных комплексов. Город превращался в безразмерный ящик фокусника, изрыгающий бесконечные ряды мертвецов, во всех возможных стадиях разложения и степенях целостности. Большие и маленькие, мужчины и женщины, старые и молодые, всех возможных цветов, рас, обмундирований, они приближались, обнажая все новые отвратительные детали. Из одних торчали внутренности, плоть других свисала из старых ран, у третьих частично отсутствовали челюсти… Лоскуты кожи болтались у некоторых, словно резиновые плети на теле, море глаз было приковано к добыче, загнанной к забаррикадированному входу.

Лилли, вся дрожа, запихивала пули в барабан своего «тридцать восьмого» так, будто полдюжины пуль в ее маленьком пистолете смогут остановить лавину. Смрад был непостижимый, словно черный саван удушающего разложения был острием клина приближающейся толпы. Они тащились сквозь мусор, пьяно спотыкаясь о препятствия, слепо стягиваясь к двум людям, ютящимся в нише. Лилли срезала первого нападающего, как только он прыгнул, а потом следующего, который шел за ним. Грохочущее эхо ее револьвера отразилось в низких облаках, омывая следующую волну созданий розовыми жидкостями и тканями. К этому моменту старик упал на колени за ее спиной и зарыдал, будто молился. Его левая рука была сломана в нескольких местах, его костлявые локти дрожали. Лилли слышала беззвучные стоны и искаженные мольбы Богу, пока выпускала очередные два патрона, попадая в третьего нападавшего и промахиваясь по четвертому.

Эти выстрелы нарушили переднюю линию противников.

Лилли попыталась сделать еще один выстрел, когда высокая женщина в грязной робе и в трусах, с выставленными на всеобщее обозрение зелеными, покрытыми мхом зубами прыгнула на нее. Лилли бросила пистолет и поймала ее обеими руками. Импульс толкнул Лилли назад, сбив с ног, монстр приземлился сверху, по-черепашьи щелкая зубами, клацающими в паре дюймов от глотки Лилли.

Лилли пронзительно прокричала грязное ругательство и воткнула пальцы в глаза твари, пробивая желатиновые зрачки и добираясь до мягкой плоти передних лобных долей.

Женщина обрушилась на нее. Лилли столкнула с себя мертвое тело и попыталась встать. Наскочило еще два существа – пара молодых мужчин, облаченных в изорванные комбинезоны механиков – Лилли пиналась, царапалась и дотянулась до своего тактического ножа, заткнутого за голенище ботинка. Она схватила рукоятку и уже была готова колоть, когда лай «тридцать восьмого» заставил ее подпрыгнуть. Один из бывших механиков откинулся назад – пуля распахала его мозг и выпустила наружу фонтан вязкой спинномозговой жидкости. Следующий выстрел уложил второго. Лилли обернулась и увидела старого химика, держащего дымящийся «тридцать восьмой» обеими руками. Его лицо, испещренное глубокими морщинами, было мокрым от слез, его печеночного цвета губы дрожали. Сломленным голосом он произнес:

– Все кончено, мой друг… Мне жаль… все кончено. – Приставив дуло к виску, он дернул за спусковой крючок, но бессильный щелкающий звук возвестил, что барабан пуст. Следом несколько событий – каждое из которых было весьма неожиданно – получили развитие практически синхронно.

Стадо по-прежнему двигалось. Лилли подняла взгляд. Полдюжины – или около того – ближайших созданий, все, как один, остановились, чтобы безумным движением вскинуть свои головы в направлении неожиданно появившегося звука. Сначала, каким-то укромным уголком мозга Лилли, звук был принят за ворчание вертолета, что само по себе было абсурдно, ведь вертолетное топливо в этой части мира давно кончилось, да и любой рабочий летательный аппарат канул в лету давным-давно, как вай-фай или птица додо. Лилли дернулась, как в предчувствии аварии, которая вот-вот случится. Она бросила быстрый взгляд через плечо на Ноллза, который так и сел, как громом пораженный, со стволом, прижатым к виску. По выражению его лица было понятно, что химика тоже застал врасплох нарастающий визг шин о мостовую. Мотор ревел все ближе и ближе, и наконец первый ходячий взлетел в воздух в сотне футов к западу.