Если в первый день экзаменов по практическим навыкам, отвечая на вопросы билетов, некоторые студенты плавали и были в растерянности, и дожидались объявления оценок, то теперь все знали, что в любом случае они получат положительные оценки. Поэтому многие студенты на четвертый день экзаменов, не дожидаясь объявления оценок, разбежались по своим делам.

Заместитель декана в очередной раз пробежал глазами по ведомости и посмотрел на преподавателей. Экзамены закончились, все этим были довольны и, словно студенты, смотрели на него – что скажет «учитель».

– Уважаемые коллеги! – сказал заместитель декана, сделал паузу и подумал: «До чего же у нас в университете хороший коллектив. Случайных людей на кафедрах практически не бывает. Любой вопрос можно решить без волокиты и суеты». – Подобным образом, – продолжил он, – в два этапа, госэкзамены по практическим навыкам у нас проводятся впервые. Я был в клинике и на экзамене у вас не присутствовал, и потому прошу экзаменаторов и членов ГЭК поделиться своими впечатлениями и высказаться о целесообразности проведения экзамена по практическим навыкам здесь, на кафедре практических навыков.

Заместитель декана, конечно же, понимал, что на кафедре практических навыков более объективно выявляются знания студентов, но он желал бы проводить экзамен только в клинике. «От двойного экзамена по практическим навыкам одна только головная боль, – думал он. – И ректор, и проректор сидят высоко на суку и, сами, не понимая того, его подпиливают, не представляя толком, что делается внизу. Впрочем, им нечего опасаться – в любом случае стрелочником буду я. Вон проверяющая комиссия выявила нарушение финансовой дисциплины при работе с иностранными студентами, в итоге ни ректор, ни заведующая коммерческим деканатом не пострадали, а Виталия Сергеевича, декана иностранного факультета, который к деньгам не имел отношения, с должности сняли».

– Если позволите, – произнес завкафедрой истории России.

В доперестроечные времена он был парторгом лечебного факультета, часто в качестве председателя вел собрания и до сих пор сохранил привычку к публичным выступлениям.

Он встал, хотя в этом не было надобности, и, словно перед ним была большая аудитория, поставленным голосом сказал:

– Уважаемые товарищи! Прежде всего, я должен сказать, что руководство нашего института проводит дальновидную политику, направленную на совершенствование педагогического процесса. Примером тому является создание впервые в России кафедры по практическим навыкам. На этой кафедре проводится обучение практическим навыкам студентов, начиная с третьего курса и заканчивая государственным экзаменом. Такой кафедры нет не только в России, но и в странах СНГ. Что же касается целесообразности проведения госэкзаменов на кафедре практических навыков, то это передовой опыт, и в этом, я думаю, все только что убедились. Разумеется, его следует и в дальнейшем продолжить. Если же говорить более конкретно, то прежде всего хочу отметить хорошую организацию экзаменов на этой кафедре. Все было продумано до мелочей. Студенты не толкались. Сдав, скажем, хирургию, сразу же получали направление к акушеру-гинекологу. Все экзаменаторы и члены ГЭК относились к студентам требовательно и в то же время доброжелательно, что способствовало объективному выявлению знаний.

Глядя на лица преподавателей и членов ГЭК, можно было предположить, что никто из них не воспринимал дежурную речь завкафедрой истории России всерьез. Выступающий между тем думал, что он говорит именно то, что и нужно говорить.

Он сделал паузу, почесал затылок, пошарил в полупустой голове, думая, что же еще сказать, и продолжил:

– Непонятно мне вот только одно: студентам создали все условия для занятий, с ними занимались по практическим навыкам опытные преподаватели, а оценки у некоторых студентов не блестящие.

– Не у некоторых, – заметил с места профессор Файзуллин.

– Мы уже прикинули, и получается, что в среднем на кафедре практических навыков оценка более чем на балл ниже, чем в клинике, – сказал заместитель декана.

– Я тоже обратил внимание на ножницы: у трех студентов по практическим навыкам в клинике пятерки, а здесь двойки. Почему это происходит, лично для меня загадка, – сказал профессор-рентгенолог.

– Кто еще хочет высказаться? – спросил заместитель декана и искоса посмотрел на меня.

И для него, и для декана, и для шефа, и для руководства института я заблудшая овца, писатель, на мне клеймо – я не раз выносил из избы мусор. Учтиво говоря, я никого из профессоров в своих произведениях не возвеличиваю. В отместку в клинике РКБ главный врач дал указание: мне больных не показывать – не дай бог я что еще подгляжу и в очередной раз предам гласности. Если раньше заместитель главного врача часто просила меня проконсультировать непонятного, сложного в диагностическом плане или тяжелого больного, то с некоторых пор я не слышу от нее звонка. Какое-то время мне еще давали на рецензию истории болезни, с тем чтобы я выступил как рецензент на патологоанатомической конференции. На патологоанатомическую конференцию у нас в клинике не выносятся завальные случаи. Истории с явными врачебными ошибками сразу же прячутся «под стол». А между тем еще в девятнадцатом веке патриарх нашей медицины Н. И. Пирогов писал: «Каждый ученый (врач), в особенности преподаватель, должен иметь своего рода внутреннюю потребность возможно скорее обнародовать свои ошибки для предупреждения других, менее сведущих». Но и во всех историях без исключения, которые «прошли сквозь сито», я нахожу массу грубых врачебных ошибок. Разумеется, обо всем этом докладывается главному врачу. После очередного моего критического выступления, как в адрес патанатомов, так и клиницистов, мне уже перестали давать на рецензию истории болезни.

Патологоанатомические конференции у нас в клинике проходят по принципу: «Кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку».

Многие ждали, что скажу при обсуждении я, и мне, не залезая за словом в карман, пришлось выступить.

– Уважаемые члены ГЭК, экзаменаторы, – сказал я, – то, что студенты на экзаменах здесь получили более низкие оценки, чем в клинике – для многих загадка, однако она имеет простую отгадку. Все дело в том, что в клинике студент получает больного в восемь часов утра. Перед ним стоит задача собрать у больного анамнез и после обследования поставить диагноз. Экзамен начинается в девять и длится около трех часов. Поэтому студенту самое малое на подготовку дается час, а студенты, которые сдают больного в конце экзамена, имеют на подготовку более трех часов. За это время пронырливый студент зайдет в ординаторскую, ознакомится с историей, спишет в тетрадку клинический диагноз и назначенные больному лекарственные препараты, прочитает по учебнику про заболевание, которым страдает его больной, проштудирует, как перкутировать границы сердца, если у него сердечный больной, проконсультируется у товарища – после этого даже самый несмышленый студент, но обладающий даром речи, что-то скажет экзаменатору, а это у нас уже четверка. А задайте ему по его же больному дополнительный вопрос, он сразу – рот на замок. Кроме того, у экзаменаторов и членов ГЭК негласная установка: не ставить на экзаменах двойки. Если кто-то перешагнет этот психологический рубеж, то станет белой вороной. Чтобы объективно выявить у студента знания по практическим навыкам, надо его, как это делается за рубежом, поместить один на один с больным на пятнадцать минут в отдельную комнату и посмотреть, что он будет делать. Иными словами, у нас в клинике имитация экзамена. Здесь же, на кафедре практических навыков, при балльной оценке у некоторых экзаменаторов нет психологического барьера перед двойкой, а у студента ограничена возможность прошпаргалить. Он получает билет и сразу отвечает. Итоговая оценка, полученная им на кафедре практических навыков, в большей степени отражает его знания, хотя и здесь мы завышаем оценки.