узнав о трагическом известии, выехал в Петербург из Коктебеля, где он находился вместе с Маргаритой.

Он рассказал мне о смерти Лидии:

«Это было в 3 часа дня. Не ночью, когда она умерла. А в 3 часа. Я спросил у доктора: «Нет больше надежды?» Он ответил: «Это агония». Я тогда отошел и стал молиться Христу: «Да будет воля твоя».

Пред этим она сказала в бреду: «Возвещаю Вам великую радость: Христос родился». И я почувствовал великую радость. И вдруг наступило улучшение и снова пришла надежда. Температура понизилась. Мы послали еще телеграмму новому доктору в город. И снова началось ухудшение. Если бы не было тех минут, его нельзя было бы вынести. И я лег с ней на постель и обнял ее. И так пошли долгие часы. Не знаю, сколько. И Вера была тут. Тут я простился с ней. Взял ее волосы. Дал ей в руки свои. Снял с ее пальца кольцо – вот это, с виноградными листьями, дионисическое, и надел его на свою руку. Она не могла говорить. Горло было сдавлено, распухло. Сказала только слово: благословляю. Смотрела на меня. Но глаза не видели. Верно, был паралич. Ослепла. Сказала: «Это хорошо». Потом надо [было] уйти. Приехали еще доктора. Стали делать последние попытки. Я попросил Над[ежду] Григ[орьевну] Чулкову дать мне знак в дверях, когда наступят последние минуты, и ждал в соседней комнате. И когда мне она дала знак, я пошел не к ней, а к Христу. В соседней комнате лежало Евангелие, которое она читала, и мне раскрылись те же слова, что она сказала: «Возвещаю Вам великую радость…» Тогда я пошел к ней и лег с ней. И вот тут я и слышал: острый холод и боль по всему позвоночному хребту, с каждым ударом ее сердца. И с каждым ударом знал, что оно может остановиться, и ждал.

Так я с ней обручился. И потом я надел себе на лоб тот венчик, что ей прислали: принял схиму…»

Друзья и близкие опасались за душевное состояние Вячеслава Иванова после смерти любимой жены, с которой его так многое связывало. Маргарита Сабашникова рвалась к нему, не зная, как дальше сложатся их отношения, которые были оборваны внезапно. Ей хотелось увидеть Вячеслава и объясниться с ним. От этого поступка ее удерживала Анна Минцлова. В судьбе Иванова она сыграла такую же роль, как и раньше в судьбе Сабашниковой и Волошина. Она взяла на себя миссию подтолкнуть Вячеслава к его падчерице, дочери Зиновьевой-Аннибал Вере Шварсалон. Минцлова выступает мистическим посредником между покойной Лидией и Вячеславом, которого стали посещать видения умершей жены. В письмах к Минцловой Вячеслав раскрывается и пишет об этом.

«В пору полночной, нашей с Вами молитвы вижу Вас, молящуюся, и Ее; обе Вы у края отвесного обрыва. Снизу вьется к Вам белая тропа, из огромной глубины, и по тропе восхожу я, охраняемый Ангелом, который помогает мне одолевать отвесные круги, преграждающие путь. И вот обе вы восклицаете: “Свободен”. И то же говорит, если не ошибаюсь, Тот, чье лицо покрыто, здесь же, на высоте присутствующий. И я уже, коленопреклоненный, молюсь у самого края обрыва, и чтобы голова у меня не закружилась при виде глубины, на лицо мое наброшен покров. Во время молитвы нашей втроем и курений она встретила меня нежно и радостно, но с глазами, полными слез. На голове было у нее белое покрывало. Она сказала, что не долго быть нам разлученными, что Она возьмет меня за руку. Трижды она приложила пальцы к моим ушам, чтобы я слышал далекое пение».

Вячеслав Иванов обвенчается с Верой Шварсалон, которая родит ему сына Дмитрия. Он обвенчается с ней в той же самой греческой церкви в Ливорно. В которой когда-то обвенчался с Лидией.

Он напишет «Венок сонетов» памяти Лидии Зиновьевой-Аннибал, в котором обыгрывается стихотворение «Любовь» – «Мы – два грозой зажженные ствола»…

Как жизнь и смерть. Мой свет и пламень твой

Кромешная не погребла чащоба.

Я был твой свет, ты – пламень мой. Утроба

Сырой земли дохнула: огневой

Росток угас: Я жадною листвой,

Змеясь, горю; ты светишь мной из гроба.

Ты ныне – свет; я твой пожар простер.

Пусть пали в прах зеленые первины

И в пепл истлел страстных дерев костер —

Впервые мы крылаты и едины,

Как огнь – глагол синайского куста;

Мы – две руки единого креста.

Вера Шварсалон умерла в 1920 году от тяжелой болезни, а в 1924 году Вячеслав Иванов покинет СССР и уедет в любимый Рим. Он будет продолжать научную деятельность, примет католичество. Пережив Вторую мировую войну, умрет в 1949 году в возрасте 83 лет. О чем вспоминал он перед смертью? О Петербурге и блистательных «средах» на Башне, поэтических опытах, о «первом хмеле свободы» и своей «мэнаде»? Кто знает…

«Люби меня не для себя одной»

Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский

Известная супружеская пара Серебряного века отличалась редким единодушием. Говорили «Зинаида Гиппиус», подразумевали «Дмитрий Мережковский». И наоборот. Они прожили вместе пятьдесят два года и почти никогда не разлучались.

После смерти мужа Зинаида Гиппиус принялась писать о нем книгу. В предисловии она пояснила: «Все жены людей, более или менее замечательных, писали свои о них воспоминания, печатали письма. Последнего я бы не сделала, если б имела фактическую возможность. Я ее не имею – почему – скажу потом. Трудно мне и писать воспоминания, делаю это из чувства долга. Трудно по двум причинам: во-первых – со дня смерти Дмитрия С. Мережковского прошло лишь около двух лет, а это для меня срок слишком короткий, тем более, что мне кажется, что это произошло вчера или даже сегодня утром. Вторая причина: мы прожили с Д.С. Мережковским 52 года, не разлучаясь, со дня нашей свадьбы в Тифлисе, ни разу, ни на один день. Поэтому, говоря о нем, мне нужно будет говорить и о себе, – о нас…»

Этот союз называли странным, невозможным, провокационным и даже сатанинским. На эпитеты не скупились. И вправду – странного в жизни пары было немало. Как же началось это творческое и жизненное сотрудничество, удивлявшее многих? Где были его истоки.

Зинаида Гиппиус – обладательница «иностранной» фамилии – имела в своем роду предков из обрусевшего немецкого рода. Она родилась 8 (20) ноября