Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-
Вскоре Джесси почувствовал вкус споров, которые Гулд вел на протяжении всей своей деловой карьеры. В конце декабря 1892 года газета Джозефа Пулитцера New York World сообщила, что "Панамскому скандалу положен американский конец", утверждая, что через американский комитет, курируемый синдикатом Селигмана, прошло более 2 миллионов долларов необъяснимых средств, и обвиняя членов Конгресса в даче взяток, чтобы утихомирить возражения против проекта канала. В следующем месяце Палата представителей учредила специальный комитет для расследования Панамского скандала. В феврале 1893 года Джесси был в числе первых свидетелей, вызванных для дачи показаний.
На неоднократные вопросы о непрозрачной роли американского комитета в продвижении проекта канала Джесси отвечал туманно, что его целью была "защита интересов и нейтралитета компании", а также "согласование противоречий и устранение возражений против предприятия".
Джесси также задавали вопросы о его предложении работы Улиссу Гранту, который, как отметил один из законодателей, "не был ни великим финансистом, ни великим государственным деятелем".
"Генерал Грант был моим закадычным другом, - безапелляционно заявил Джесси, - а я всегда забочусь о своих друзьях". Действительно, экс-президент, умерший от рака в 1885 году, мог бы провести свои последние дни в нищете, если бы не его закадычный друг. После ухода с поста президента Грант занялся бизнесом с обходительным, гладко говорящим финансистом по имени Фердинанд Уорд, который оказался мошенником. В 1884 году мошенническая схема Понци потерпела грандиозное фиаско, поглотив скромное состояние Гранта. Джесси оказал финансовую помощь бывшему президенту - в очередной раз использованному в своих интересах близким человеком - и его семье, пока Грант заканчивал свои мемуары, которые были опубликованы к широкому признанию вскоре после его смерти, а их продажи пополнили истощенное состояние экс-президента.
Кроме нескольких неудобных часов, проведенных в зале заседаний Конгресса, из исследования, проведенного комитетом по выбору, мало что вышло. Обвинения в подкупе со стороны американского комитета так и не были доказаны, а Селигман отрицал любые нарушения, хотя в целом от всего этого дела веяло чем-то необычным.
-
Скандал мог бы и дальше привлекать к себе неприятное внимание Джесси, если бы экономический мир не охватила очередная паника. Причиной ее стал, в частности, нерешенный валютный вопрос, связанный с серебром.
В 1890 году, чтобы успокоить сторонников "свободного серебра" - неограниченной чеканки драгоценного металла, - конгресс принял закон, обязывающий правительство ежемесячно закупать 4,5 миллиона унций серебра, оплачиваемых новыми казначейскими векселями, погашаемыми либо золотом, либо серебром. Европейские инвесторы, обеспокоенные неопределенной ситуацией с валютой в США, продавали американские ценные бумаги, что привело к росту экспорта золота. Тем временем американцы переводили серебро в золото, более стабильный товар. Постепенно золотой запас страны уменьшался, пока в апреле 1893 года не упал ниже 100 миллионов долларов - минимального порога, необходимого по решению Конгресса для выполнения государственных обязательств. Несколько недель спустя фондовый рынок резко упал. В последовавшей за этим депрессии разорились сотни банков и тысячи предприятий, в том числе многочисленные железные дороги, включая некогда могущественную Union Pacific.
Кризис разразился в тот момент, когда Джесси переживала более серьезный удар.
13 апреля 1893 года он прибыл в клуб "Юнион Лиг" - огромное здание в стиле королевы Анны, расположенное на северо-восточном углу Пятой авеню и 39-й улицы, - для участия в знаменательном событии. В клубе проходило голосование по заявлениям новых членов, в том числе старшего сына Джесси - Теодора, молодого адвоката, которого друг Джесси назвал "вторым изданием отца". Учитывая его родословную, Теодора считали очень "клубным". Клуб был основан в 1863 году, в разгар Гражданской войны, состоятельными республиканцами как патриотическая организация для поддержки Союза и политики Авраама Линкольна. Критерии членства, наряду с принадлежностью к Республиканской партии, включали "абсолютную и безоговорочную лояльность правительству Соединенных Штатов". Джесси и его покойный брат Джозеф были ранними и верными членами клуба, а Джесси в течение четырнадцати лет занимал пост вице-президента клуба. Элегантный клубный дом, расположенный всего в нескольких кварталах от его особняка, с помпейской библиотекой и столовой, отделанной дубовыми панелями, был для него как второй дом.
Естественно, он хотел передать эстафету своему сыну: так поступала элита, стремившаяся завещать своим детям не только финансовое, но и социальное наследство. Джесси лоббировал принятие сына, заручившись поддержкой всех членов клуба. Когда имя Теодора было вынесено на голосование, парад высокопоставленных членов клуба, включая будущего государственного секретаря Элиху Рота, Уильяма Стронга, который в следующем году был избран мэром Нью-Йорка, и банкира Корнелиуса Блисса, произнесли речи в пользу его приема. Но когда голоса были поданы, Теодор был отвергнут, а его ошарашенный отец смотрел на происходящее.
Джесси, дрожа, поднялся на ноги. В его глазах стояли слезы, а голос дрожал, когда он просил своих товарищей принять его отставку. "Что хорошо для отца, то хорошо и для сына". В его голосе не было злости, только поражение.
Сторонники Джесси в толпе подняли крики "Позор!". Но члены клуба уже высказались. Причина отказа Теодора вскоре стала ясна. Его противники даже не особо скрывали свои доводы. Он был евреем. И хотя помимо Джесси в клубе был еще один член-еврей, бывший нью-йоркский конгрессмен Эдвин Эйнштейн, новые члены клуба не были склонны принимать новых членов. (Эйнштейн, который близко к сердцу принял отказ Теодора, тоже вышел из клуба).
"Я думаю, что большинство мужчин, которые постоянно посещают клуб, выступают против приема евреев", - сказал один из членов клуба газете The New York Times. "Их оппозиция основана не на неприязни к конкретным людям, а на общем убеждении, что люди еврейской расы и религии не очень охотно вступают в социальные отношения с теми, кто не принадлежит к их собственным убеждениям."
Как и изгнание Джозефа из отеля "Гранд Юнион" более чем десятилетием ранее, "черная метка" Теодора Селигмана получила освещение на первых полосах газет. На следующий день репортер посетил офис компании J. & W. Seligman & Co., где Джесси не захотел обсуждать события предыдущего вечера. "Это дело частного клуба", - сказал он. Хотя, когда на него надавили, он признал, что его сын стал жертвой "прискорбных религиозных предрассудков".
Джеймс, сидевший неподалеку, был очень рад прокомментировать ситуацию. "Можешь сказать им, что это не пойдет на пользу республиканской партии", - заметил он, а Джесси покачал головой, надеясь, что его старший брат замолчит. Но тот продолжал. "Какое отношение религия имеет к клубу? Можно подумать, что мы живем не в свободной стране. На самом деле, я не верю, что