Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дадоджон приподнялся на цыпочках и заглянул через ограду во двор.
Наргис стояла на веранде. Вот выпрямилась, огляделась, задержала на нем взор… и, опустив голову, скрылась в комнате. В тот же момент из комнаты вышел Бобо Амон и направился к калитке. Дадоджон мгновенно отпрянул. Однако Бобо Амон погремел запорами и вернулся в дом. Тогда Дадоджон снова вернулся к ограде, опять приподнялся на цыпочках и уставился на дверь, из которой могла выйти Наргис.
Наргис не появилась.
16
Совершив утренний намаз, позавтракав и отдав необходимые распоряжения по хозяйству, Мулло Хокирох прошествовал в мехмонхону и увидел, что Дадоджон собирает чемодан.
— Бог в помощь! — улыбнулся он. — Куда торопимся?
Дадоджон поднял голову:
— В Сталинабад. Надоело болтаться без дела.
Мулло Хокирох огладил бородку.
— Надоело, говоришь? Ну это поправимо. Ты только сегодня сходи на концерт, а там — твоя воля. Поезда ходят каждый день.
— Я в Сталинабаде схожу на концерт.
— Этот концерт особенный, — усмехнулся Мулло Хокирох. — На этом концерте увидишь свою суженую.
— Суженую?
— Да, невесту! Марджон-бону[31] хочет познакомиться с тобой, поговорить.
Дадоджон рассмеялся:
— Так если уже и невеста, и хозяйка, чего же знакомиться?
— Таковы уж нравы современных невест, — рассмеялся Мулло Хокирох. — В общем, так, милый брат: сегодня ты никуда не поедешь. Артисты из столицы. Говорят, самые знаменитые — заслуженные и народные, я еще не видел афиши, но к хлопкоробам халтурщики не ездят. Так что одним выстрелом угодишь в две мишени. Пройдись с Марджоной, хорошая будет пара! Главное, постарайся понравиться ей: она — девушка непростая, с характером и разборчивая. О красоте и не говорю — сам увидишь! Когда девушка так прекрасна, мила и, вдобавок, умна, она многое может себе позволить — и покапризничать, и на своем настоять… хе-хе! Так что ты не подведи меня, я ведь и тебя расписывал, представлял как Юсуфа прекрасного. Ты Юсуф, она Зулейха…
В это время во дворе раздался детский голос: «Дядя, дядюшка!» — и прервал Мулло Хокироха. Он стремительно вышел на зов, увидел какого-то парнишку и, в сердцах чертыхнувшись, спросил:
— Чего тебе?
— Меня тетушка Нодира прислала, велела передать, чтобы вы быстренько шли в правление, какая-то комиссия приехала.
— Комиссия?! — невольно воскликнул Мулло Хокирох, однако тут же овладел собой и, сказав Дадоджону, что к полудню вернется, пошел со двора.
Дадоджон проводил его взглядом и покачал головой.
«Суженая! — усмехнулся он в душе. — Ладно, день не год, не поеду сегодня, гляну разок на эту красотку Марджону. Может быть, и Наргис будет в клубе. Эх, Наргис, Наргис…»
Обида с новой силой схватила Дадоджона за сердце. Он решил, что назло Наргис будет любезничать с Марджоной-Шаддодой. Если Туйчи — ее ухажер, она не обратит внимания, ей будет все равно, а если… если нет? Если не любит Туйчи?.. «А, все равно, пусть и она позлится!» — махнул Дадоджон рукой.
Прежде чем послать за Мулло Хокирохом, тетушка Нодира представила членам комиссии, направленной в колхоз по договоренности с первым секретарем райкома партии Аминджоном Рахимовым, главного бухгалтера Обиджона, и вдвоем они коротко изложили суть своих сомнений и подозрений. При этом тетушка Нодира несколько раз упомянула о достоинствах завхоза, снискавших ему доверие и уважение бригадиров и многих колхозников.
— Но осторожность головной боли не причиняет, поэтому и просили еще раз проверить, — сказала она.
Каждое утро, ровно в десять часов, у нее собирались бригадиры. Тетушка Нодира не стала нарушать заведенную традицию и, обговорив с членами комиссии порядок работы, препоручила их Обиджону. Закончив летучку и отправив бригадиров, она вышла из-за стола, чтобы пройти в бухгалтерию, но тут появился разгневанный Бобо Амон.
— Нет больше мочи терпеть вашего заместителя, к кому еще обращаться с воплями о помощи? — сердито произнес он с порога, забыв поздороваться.
Тетушка Нодира опешила.
— Моего заместителя? Карима-саркора? Что он вам сделал? — спросила она, взволновавшись.
— Да нет, не Карим-саркор, а этот, в каждой дырке затычка, самозванный заместитель, ваш завхоз, который для вас ака Мулло, будь он неладен!
— Простите, а что он вам сделал?
— Да не мне, руки коротки у него на меня! Ведь вы обещали, что за новой машиной поедет Туйчи. Так или нет?
— Так, — подтвердила тетушка Нодира.
— А этот ваш ака Мулло посылает какого-то своего племянника, говорит — сам получишь машину, сам будешь ездить. А Туйчи — будто камешек на дороге, можно взять, отшвырнуть. Туйчи кончил шоферские курсы, сколько он ждал машину!.. У него отец погиб на фронте, он самый старший в семье, кормилец! А ваш ака Мулло оттесняет его. Да где справедливость?!
— Успокойтесь, усто! — В голосе тетушки Нодиры прозвучал металл. — Я не меняю своих решений. Раз обещала Туйчи, значит, машину получит Туйчи. Он поедет за ней вместе с ака Мулло.
— А этот ака сказал…
— Не знаю, что он говорил, — перебила тетушка Нодира. — Для того чтобы получить машину, нужны документы с моей подписью, а я еще не подписала ни одного.
— Но он уже отказал Туйчи!
— Его отказы и приказы в этом деле ничего не значат. Как я сказала, так и будет.
Бобо Амон помолчал, потом, спустя несколько секунд, пряча смущение, произнес:
— Ладно, тогда простите меня, виноват… Жаль было парня, он приходил ко мне вечером, чуть не плакал… Слава богу, вы от своих слов не отказались. Ну ладно, я пойду…
— До свидания, усто!
Тетушка Нодира глубоко уважала этого вспыльчивого, внешне угрюмого и грубого, но прямодушного, честного и смелого человека. Ну кем приходится ему Туйчи? Никем. Просто сын товарища молодых лет, односельчанина, не вернувшегося с войны. Но он взял его под свою защиту… Нет, здесь не только нелюбовь кузнеца к Мулло Хокироху, а прежде всего благородство. Да и не любит он Мулло Хокироха по какой-то определенной причине, за что-то, узнать бы — за что?.. Завхоз и сегодня дал ему повод. Бобо Амон зря не скажет…
Едва тетушка Нодира успела подумать об этом, как дверь отворилась и вошел Мулло Хокирох.
— А, ака Мулло, заходите, легки на помине!
— А я чувствовал, что понадобился, вот и прибежал, — Мулло Хокирох расплылся в улыбке. — Помыслы наши чисты, сердца