– Так ты за ним в Кроловку шел?

– Ага. Смотрю, бежит утром... И девка тоже бежит. Он к ней, она от него. Она к домам, а он только до калитки. Ну потом обратно... Я за ним, значит...

– Бегом?

– Нет, пешком. Он в Серебровку бегом, а в Кроловку, обратно, шагом. Умаялся. Говорил же я вам, что бегает он тяжело... Но ходит шибко. Я пока за ним дошел, ноги в кровь стер... Вот!

Он снова попытался снять башмак, но Панфилов остановил его движением шелестящей купюры.

– Это тебе на пластырь.

– А на водку?

– Сначала бегуна покажи.

И снова у Марка Илларионовича возникли сомнения. Но бомж привел его в Кроловку, в поселок на берегу озера. Показал на двухэтажный коттедж у самой воды.

Панфилов не выходил из своей машины. Он через окно наблюдал, как Левшин подъехал к воротам на втором, охранном джипе. Сначала он долго жал на клавишу звонка. Не дождавшись реакции хозяина, решил взять дом штурмом. Сам первым перемахнул через ворота, увлекая за собой своих людей. С недавнего времени Левшин возглавлял личную охрану Марка Илларионовича, девять человек в подчинении, включая Захарского...

Возможно, Левшин переборщил в своем служебном рвении. Но глядя на лицо человека, которого к нему привели, Панфилов так не думал. Это был Альберт, армянин русского происхождения, катавший на своей яхте грудастых красоток. Если верить Агате, то к ней он дышал неровно. Словом, причастность к семье Грецких он имел...

– Вы что себе позволяете? – возмущался парень.

Его можно было понять. Стоять на своей улице в окружении крепких парней, буквой «зю», с заломленными за спину руками – врагу такого не пожелаешь.

Вместо ответа Панфилов подал знак, чтобы его разогнули, отпустили руки.

– А, я тебя знаю... – осклабился Альберт, глядя на него. – Тебе девки голые не нравятся. Может, ты не того?..

Левшин думал недолго. Коротким тычком в живот согнул парня пополам.

– Сам сейчас не того станешь. И не тыкай уважаемому человеку.

– Я сам уважаемый человек!

– Для кого-то, но не для нас...

– Я пацанам позвоню!

– Позвони. Твои же пацаны тебя потом в позу и поставят! – ухмыльнулся Захарский. – Не веришь?..

– Хватит, – поморщился Марк Илларионович.

И вперил в Альберта пронизывающий взгляд.

– Если не правы, извинимся. Если правы, сидеть тебе в тюрьме, парень... Агату зачем развращаешь?

– Не развращаю.

– Зачем на яхте к ее дому подходил, зачем девок голых ей показывал? Думал, ревновать она будет?

– Ты вообще кто такой?

– Представитель закона.

– Какого закона?

– Хороший вопрос. Я представляю государственный закон. И свой собственный. Если ты виноват, то народный суд больше трех-четырех лет колоний тебе не даст. А мой суд может тебя похоронить. И никто тебе не поможет...

– Какой суд? В чем я виноват?

– Что ты делал сегодня утром в Серебровке?

– Бегал. А что, нельзя?

– Туда бегом, обратно пешком?

– Обратно пешком. Пройтись хотел. А что, права не имею?

– Тяжело бегаешь, говорят.

– Кто говорит?

– Не важно... Агата тоже по утрам бегает?

– Откуда я знаю?

– Бегает. Когда по маршруту, когда от тебя. Ты преследовал ее сегодня...

– Зачем преследовал? Смотрю, бежит, я к ней. А что, нельзя?.. Я вижу, что ты крутой. Но я тоже в этой жизни круто поднялся. И если...

Альберт не договорил. Захарский снова сложил его пополам.

– Плевать мы хотели на твою крутость.

Парень снова присмирел.

– Круто ты со дна озера можешь подняться, в виде утопленника... – грозный в своем ледяном спокойствии, сказал Панфилов. – Если дальше за Агатой будешь бегать. Не нравишься ты ей. Ты это понимаешь?

– Понимаю... Все, договорились, забыл я про нее...

– И гранату обратно забери.

– Какую гранату? – встрепенулся Альберт.

– Которую ты в мой огород кинул. Серебровка, дом у воды, четвертый с краю...

– Я?! Гранату?!.. Когда?

– Недавно. В ночь со второго на третье июня.

– Со второго на третье... А какой это день был?

– С субботы на воскресенье.

– Эта суббота?.. Так меня здесь не было. Я на свадьбе был. Дядя дочку замуж выдавал, сестру мою...

– Где свадьба была?

– Далеко. В Краснодаре. Я только вчера прилетел... И про гранату я ничего не знаю. И не надо мне ее отдавать...

– Как я могу ее тебе отдать? Взорвалась она.

– Взорвалась?! А как бы я мог забрать ее обратно?

– Так бы и забрал... Точно в Краснодаре был?

– Точнее не бывает. Я и билет на самолет могу показать, туда и обратно...

– Покажешь.

– И не знаю, с чего вы взяли, что я тяжело бегаю. Я легкой атлетикой занимался, у меня первый юношеский разряд...

Панфилов разочарованно вздохнул. Может, и не было у парня юношеского разряда, но на задохлика он точно не похож. И ростом не вышел...

Альберт показал билеты на свое имя со всеми отметками о регистрации на рейс. Этого хватило, чтобы его отпустили. Но было мало для того, чтобы снять с него подозрение. Панфилов распорядился досконально проверить его алиби.

Следующим на очереди был сторожевой бомж. Панфилов сначала прижал его к стенке морально.

– Ты говорил, что бегун моего роста, – сказал он. – А этот на голову меня ниже...

– Напутал, – пряча глаза, в страхе перед расправой выдавил мужик.

– И бегает он легко.

– Извините... Обознался...

– Значит, не он.

– Обознался...

– На водку хотел заработать? – недобро усмехнулся Панфилов.

Бомж упал на колени, взглядом моля о пощаде. Но пинка под зад ему все же дали. Левшин постарался. И деньги сторож тоже получил. Две тысячи, как в прошлый раз. Может, и обознался мужик, но Альберта нужно было бы проучить, чтобы за Агатой не бегал...

Панфилов вернулся домой. Сына он обнаружил в гостиной. Кирилл сидел в кресле у камина и опечаленно смотрел на огонь в камине.

– Зачем ты огонь развел? – спросил Марк Илларионович. – Лето на дворе...

– Тебе что, дров жалко? – ехидно усмехнулся сын.

– Ты чем-то расстроен?