Дворец молодого императора называли восьмым чудом света, и единственное, чего в нем не хватало, – так это хозяйки. Мануил задумал жениться. В жены себе он избрал юную Берту, свояченицу германского короля Конрада III.

Начались приготовления к встрече невесты. Город был богато украшен, всем его жителям было приказано нарядиться в праздничные одежды, придворный поэт Федор Продром сочинил стихи, воспевающие красоту и добродетели немецкой принцессы.

* * *

Добродея и Ирина с детьми по-прежнему жили в старом дворце. Накануне приезда Берты Мануил пришел в их покои и попросил, чтобы ради первой встречи с новой родственницей они сменили свой вдовий траур на цветные наряды.

– Я не хочу, – сказал Мануил, – чтобы даже тень печали омрачила моей невесте этот радостный день.

– Хорошо, – ответила Добродея за себя и за подругу. – Мы исполним твою просьбу.

Они принялись выбирать наряды. Ирина облачилась в шелковое платье серебристого цвета с жемчужной отделкой, а Добродея в темно-голубое, расшитое пурпуром и золотом. Но когда они вышли навстречу будущей императрице, платье Добродеи на ярком свету показалось Берте черным, и она боязливо спросила:

– Кто эта пышно одетая монахиня?

Немецкой принцессе тут же разъяснили ее ошибку, но все подумали, что это недобрый знак и замужество вряд ли будет счастливым.

Справили роскошную свадьбу, и молодая императрица водворилась в новом дворце.

Добродея, глядя на то, как пытается Берта приноровиться к незнакомому для нее быту, вспоминала себя в первое время после приезда в Константинополь и старалась по возможности ей помочь.

Для Берты Зоя-Добродея и Ирина стали идеалом истинно византийских дам и образцом для подражания. Поскольку Добродея и Ирина были хорошо образованны, Берта тоже начала учиться. По ее просьбе один из придворных ученых, Иоанн Цец, написал для нее «Аллегории на „Илиаду“», где пересказывал содержание великой поэмы Гомера, изъяснял ее смысл, а также сообщал сведения о ее создателе. В посвящении он называл Берту «дамой, весьма увлеченной Гомером». Однако вскоре между императрицей и ученым возникло недопонимание. Цец, желая, чтобы его рукопись выглядела более эффектно, писал на листах большого формата и, когда дело дошло до оплаты, которая была ему обещана исходя из количества страниц, получил гораздо меньше, чем рассчитывал. Обиженный ученый покинул двор императрицы, и увлечение Берты Гомером на этом закончилось.

Столь же неудачной оказалась попытка молодой императрицы перенять греческие моды: ей казался странным обычай византийских красавиц белиться, румяниться и подводить глаза, она избегала подобных ухищрений, что было воспринято окружающими как нежелание заботиться о своей наружности. «Она хотела блистать только блеском своих добродетелей», – писал о ней один из придворных льстецов, и в этих похвальных словах явно слышалось осуждение.

Мануил вскоре охладел к жене и открыто завел любовницу. Берта тихо и незаметно жила в дальних покоях дворца, занимаясь благотворительностью.

Так же тихо и незаметно жила и Добродея, занимаясь воспитанием дочери. Ирина по-прежнему оставалась ее близкой подругой и постоянной собеседницей.

* * *

Император Мануил с годами становился все более мрачным и подозрительным, ему постоянно мерещились заговоры против него, и однажды жертвой его подозрительности стала Ирина. Неизвестные клеветники обвинили ее в злоумышлении против императора, и Мануил без суда и следствия повелел лишить ее титула и всех привилегий, конфисковать ее имущество и заключить под стражу. Почти год провела она под домашним арестом, а затем была переведена во Влахернский монастырь. Добродея тяжело переживала несчастья своей подруги, тайком навещала ее в заточении, но ничем не могла помочь.

Ирина пыталась оправдаться. Она не раз посылала императору письма, в которых вопрошала: «Зачем обвиняешь ты человеческое существо по одному подозрению? Зачем по простому доносу наказуешь того, кто не может защитить себя? Почему не разыскиваешь того, кто обвиняет меня? Не довольствуйся словами, но требуй доказательств». В конце концов Мануил убедился в ее невиновности и вернул ей свободу, но не разрешил жить при дворе, и она отправилась в Болгарию, куда был назначен губернатором один из ее сыновей.

Лишившись подруги, Добродея почувствовала себя одинокой. Желая занять себя и отвлечься от печальных мыслей, она возобновила работу над своим медицинским трактатом. Добродея посещала больницы, помогая врачам советом и делом, приглашала во дворец как ученых-медиков, так и народных лекарей-самоучек, расспрашивала их о различных методах лечения, и «Алимма» пополнялась новыми записями.

В те времена среди методов лечения было немало основанных на магии. Будучи доброй христианкой, Добродея не включала их в свой трактат, но, не сомневаясь в их действенности, на всякий случай запоминала.

Дочь Добродеи Мария выросла и вышла замуж за известного полководца Алексея Аксуха. Добродея скучала без дочери, и та часто навещала ее, приводя с собою и мужа. Зять, восхищавшийся обширными познаниями Добродеи, охотно беседовал с ней о медицине, проявляя особый интерес к магическим приемам.

Каков же был ужас Добродеи, когда ей стало известно, что муж дочери арестован по обвинению в колдовстве, направленном против императора. Его судили и приговорили к пожизненному заточению. Добродея тоже оказалась под подозрением, и ей стоило большого труда убедить императора, что она ничего не знала о замыслах зятя. Дочь Добродеи, горячо любившая мужа, пыталась покончить с собой, а когда ей это не удалось, отреклась от мира и постриглась в монахини.

Добродея умерла несколько лет спустя.

Ее манускрипт «Алимма» был помещен в императорскую библиотеку и на протяжении нескольких столетий служил полезным подспорьем для медиков. А некоторые его рекомендации не устарели и сейчас.

В конце XIX века известный ученый-византинист Хрисанф Мефодиевич Лопарев обнаружил в библиотеке Лауренциана во Флоренции рукописный трактат по медицине, написанный на греческом языке и озаглавленный «Мази госпожи Зои царицы», и достаточно убедительно доказал, что его автором является русская княжна Евпраксия Мстиславна, ставшая женой византийского царевича Алексея Комнина и получившая в Византии имя Зоя.

О том, что княжна Евпраксия носила славянское имя Добродея, сообщил В.Н. Татищев, ссылаясь на несохранившуюся Иоакимовскую летопись.

Точная дата рождения Добродеи неизвестна, но исходя из того, что замуж она вышла в 1122 году, можно предположить, что княжна родилась в первом десятилетии XII века. О ее замужестве летопись сообщает очень кратко: «Введена Мстиславна в Грекы за царь». Сведения о ее дальнейшей судьбе содержатся в византийских источниках. (Справедливости ради следует указать, что не все исследователи согласны с выводами Х.М. Лопарева. Существует мнение, что Зоя, упомянутая в заглавии трактата «Алимма», не Добродея, а другая царица, жившая на сто лет позже и она является не автором, а лишь заказчицей этого сочинения.)