– Так… – Разведчик потер замерзшие ладони. – И где он?

– В «Метрополе». День рождения друга. Это рядом, сразу за Гостинкой. Если зайдем, я покажу. Но говорить с ним будешь без меня. – Жесткий рот прибалта словно выстругивал короткие фразы.

– Хорошо, – согласился Рогофф, – веди.

Шли молча: все было сказано, и Джордж приступил к восхождению на пик своей формы.

Еще в театральном туалете он прокапал в нос боевой коктейль из трех анксиолитиков, и мир вокруг теперь играл свежими красками. Сейчас наступило время для расширения достигнутых эффектов, и в рот отправилась пластинка жевательной резинки. В этом «Ригли» от оригинала был только логотип, даже этикетку для них делали под заказ, легендируя резкий кисло-терпкий вкус сказкой о пробном выпуске. Впрочем, никакой специальной химии тут не было. Жевание само по себе разгоняет мозговое кровообращение; кислинка придает зрению дополнительную остроту и ночную чувствительность – это хорошо знают снайперы; терпкость вкусу дарил концентрат боливийского тримате.

Когда спутники миновали центральный вход в Гостиный двор, Джордж запрокинул голову до упора, словно вдруг заинтересовавшись облачным небом, а через несколько секунд резко кивнул. На миг мир вокруг поплыл, затем по затылку, ушам прошла волна тепла и наступила необычайная ясность мысли.

Еще через десять шагов Джордж наконец впал в то воистину волшебное состояние расслабленной боевой готовности, когда тело словно плывет само по себе, а мир вокруг ощущается одновременно и предельно детализированным, и целостным.

Со всех сторон стали проступать не замечавшиеся прежде подробности. Город начал слоиться, будто здесь и сейчас вдруг истончилась грань времен: Петербург его бабушек отчетливо просвечивал сквозь Ленинград, словно некий утонувший в камне Китеж, который надо непременно освободить и очистить.

Джордж сжал кулаки и решительно зашагал к показавшемуся из-за угла «Метрополю».

Монументальный седоусый швейцар, скучавший до того за роскошным дверным стеклом, чуть довернул голову, отслеживая целеустремленно приближающуюся пару. Словно крупный сом, оценивающий из-под приросшего к берегу плавуна проносимые темной водой специалитеты, он на одних инстинктах выделил в вечернем уличном потоке возможную добычу, и даже неброская одежда обоих не смогла сбить его с толку. За шесть шагов до двери Джордж коротко взмахнул ладонью с зажатым между пальцами червонцем, и страж ворот скупо улыбнулся, довольный своей наблюдательностью.

– Прошу. – Чуть склонившись, он открыл дверь и походя принял банкноту. – Мест нет, но я позову старшего.

Вернулся он быстро, следуя за невысоким властным армянином. Еще не доходя до претендентов на обслуживание, метрдотель завершил привычный анализ: на сколько их можно будет обсчитать, чтобы не сильно обидеть, – и остался приятно удивлен получившимся результатом.

– Мы дополнительный столик поставим, – доверительным тоном сказал он, – подальше от сцены, чтобы вам оркестр не мешал. Я распоряжусь. Раздевайтесь и поднимайтесь в зал, я вас встречу.

– Действуйте, – брякнул, не подумав, Джордж, и по хищно сверкнувшему взгляду главы халдеев понял, что эта неосторожно вылетевшая команда встанет ему позже рублей в десять дополнительных расходов. Не то чтобы его это на самом деле заботило – досаду скорее вызывало то, что он на миг выпал из принятой им на вечер роли жучка средней величины.

«С другой стороны, – подумал он, – и швейцар, и метрдотель аутентичны. Уже хорошо».

Откуда-то издали неслось задорное «Потолок ледяной, дверь скрипучая…», и Джордж понял, что всерьез голоден.

– Я закажу, а ты пока осмотрись, – дал он на ходу негромкое указание молчаливому прибалту.

Хорошо разогретый зал уже вовсю танцевал. Заставленные едой столики сиротели без посетителей.

– Прошу. – Ловкий официант стремительно сервировал новые места. – Вот меню.

– Э-э-э… – Джордж вальяжным жестом остановил суету. – Тебя как зовут?

– Рома.

– Рома, просто сделай красиво. – Рогофф провел рукой над столом. – Сможешь?

Тот довольно осклабился:

– Мясо, рыба, птица? Вино, водка?

Джордж на миг задумался.

– Вино. Красное, сухое, грузинское. Остальное под него.

– Сейчас все будет. – Официант с уважением поклонился и быстрым скользящим шагом устремился на кухню.

Закончилась очередная песня, и к соседнему, стоящему почти вплотную, столику двинулась парочка разогретых спиртным и танцами мужчин. Автоматизм разведчика, и без того не выключающийся ни на мгновение, принял новую задачу к исполнению, к тому же один из идущих – фасонистый молодой человек в потертых, несколько коротковатых джинсах и клетчатой рубашке – носил затемненные очки-авиаторы и тем вызывал настороженность: свет в зале был и так приглушен.

Расширившееся периферическое зрение Джорджа позволяло следить за объектами не поворачивая головы, поэтому он даже не удивился, когда приземистого усача пьяно мотнуло в сторону разведчика.

– Извини, брат, – просипел обладатель пышных усов, резко опершись на спинку стула.

Он улыбнулся виновато, выдохнул, и сквозь густые винные пары свою печальную историю кратко поведал разошедшийся в желудке жирный холодец.

– Ничего страшного, – великодушно ответил Рогофф, поворачиваясь вполоборота.

– Прошу прощения, – проговорил чуть в нос фасонистый. – Вилли сегодня немного испачкал свои пальцы в грязи.

– Правда? – Джордж недоверчиво покосился на лакированные штиблеты усатого.

– Да, – кивнул парень и приобнял собутыльника. – Вилли, пошли, нас ждет еще путь к себе.

Но вцепившийся в спинку стула усач проявил неожиданную самостоятельность.

– Брат! – Он наклонился к Джорджу почти вплотную. – Ты как к братьям относишься?

Глаза его за толстыми линзами пьяно косили.

– Да для меня все братья – сестры, – важно сообщил Джордж.

Усатый застыл в наклоне, смешно вытаращив глаза.

– Колоссально, – воскликнул, забыв о манере говорить в нос, фасонистый. – Вилли, а ведь это – колоссально!

– Да? – удивленно обернулся усач и покачнулся.

– Да. – В голосе парня послышалось и волнение, и восторг. – Пойдем, я тебе сейчас все объясню.

– Лонглив! Мы еще повоюем! – возбужденно взмахнул сжатым кулаком тот, кого назвали «Вилли», и, поддерживаемый своим более трезвым собутыльником, неуверенно отпустил спинку.

Рогофф с интересом следил за ним: был немалый шанс, что при попытке сесть усач или перевернет столик, или промахнется мимо стула. Но тут латыш вдруг дернул Джорджа за рукав:

– Вон. Вон, наверху, на балконе. – В голосе его появились признаки возбуждения, и речь потекла чуть быстрее. – Спиной. В темно-синей рубашке.