Кэссиди нервно сглотнула.

– Может, тогда лучше дашь мне отпить виски из твоего стакана?

Длинные пальцы Ричарда прикоснулись к ее лицу, нежные и восхитительные. Лицо его возникло прямо над ней, и Кэссиди впервые за эту ночь разглядела его бездонные черные глаза и увидела в них себя. Но уже в следующее мгновение, когда губы Ричарда прижались к ее губам, она больше не видела ничего.

От ощущения его языка, сохранившего вкус и аромат виски, во рту у нее начало приятно покалывать. Простыня куда-то соскользнула, и они уже лежали обнаженные рядом, тесно прижавшись друг к другу.

Ричард, продолжая целовать ее, возлег сверху, но Кэссиди была настолько увлечена поцелуем, что даже не заметила, как он очутился между ее непроизвольно раздвинувшимися ногами.

Внезапное проникновение застало Кэссиди врасплох, и она в испуге ойкнула, схватив Ричарда за плечи. Однако сама она ждала его ласк и подалась навстречу с пылом и вожделением. Сильным толчком он проник еще глубже и, тяжело дыша, склонил голову на плечо Кэссиди, давая ей возможность привыкнуть к его столь внезапному вторжению.

Минуту спустя Ричард приподнял голову и посмотрел на Кэссиди. Глаза его торжествующе и победно сияли.

– Я не хотел дать тебе возможности передумать, – сказал он.

– А что бы тогда случилось?

– Теперь поздно об этом думать. – Он слегка отстранился, чтобы следующим движением войти в нее еще глубже. Кэссиди невольно вскрикнула.

– Тебе больно?

– Нет, – соврала Кэссиди. Но затем призналась: – Да. Немного. Я просто не привыкла…

– К мужчинам? Или ко мне?

– И к тому, и к другому, – призналась Кэссиди, чувствуя, что краснеет.

– Не бойся, Кэсси, – жарко прошептал ей на ухо Ричард. – И не сопротивляйся. – Следующим мощным движением он вторгся в нее, заполнив до самого основания, обхватил ее ягодицы обеими руками и прижал к себе.

Кэссиди, сама не зная почему, решила, что Ричард решил подвергнуть ее новому испытанию. А вдруг она его не выдержит?

Она обвила его шею руками. Ричард весь напрягся, и Кэссиди впервые поняла, как сильно она волнует его. Это ее немного успокоило.

Волна наслаждения зародилась в глубине ее тела и сотрясла с головы до пят. Ощущения были настолько сильными, что Кэссиди перестала дышать, причем ей даже и не хотелось – тело ее, казалось, начало жить особой, автономной жизнью, дрожа, сотрясаясь и растворяясь, в то время как перед глазами ее, словно в калейдоскопе, мелькали, сменяя друг друга, ослепительные разноцветные узоры. Все ее существо отдавалось этим поразительным ощущениям, пытаясь увлечь с собой и Ричарда.

Однако он не поддавался. Дождавшись, пока Кэссиди перестала дрожать и немного отдышалась, он отстранился и лег рядом с ней.

– О нет! – сама того не ожидая, выкрикнула Кэссиди, мечтавшая снова испытать это фантастическое ощущение. – Не уходи!

В спальне сгустился мрак, луна почти скрылась. Ричард уверенно и нежно ласкал ее тело. Из темноты послышался его голос.

– Давай по-другому, – сказал он, переворачивая ее на живот.

Возражать Кэссиди не стала. Ей было уже не до сомнений или стыда. Впервые в жизни она отдавалась мужчине целиком: телом и душой. Зарывшись лицом в хрустящие белоснежные простыни, Кэссиди словно во сне чувствовала, как руки Ричарда гладят ее по спине, ягодицам, раздвигают бедра, нащупывают ее истекающее соками лоно. И вот его плоть, твердая и горячая, проникает туда, властно и непоколебимо… И вот ее пальцы уже судорожно царапают постель, а из груди вырываются какие-то бессвязные звуки – то ли хныканье младенца, то ли поскуливание щенка. А потом темноту разорвали ее крики. Крики наслаждения и отчаяния, мольбы и счастья, полного вечной и окончательной покорности.

Прощай всякая нежность, да и не нуждалась в ней больше Кэссиди. Пол ходил ходуном, кровать содрогалась, а в такт с ней сотрясалось и ее тело. Кэссиди купалась в безумно острых ощущениях, сама пугаясь их всесокрушающей мощи. Она уже скользила навстречу Ричарду, с каждым толчком пытаясь глубже и глубже принять его в себя, соединиться воедино, впасть в сладостное забытье.

Ричард перегнулся через нее, и одна его рука скользнула между ног Кэссиди и прикоснулась к ее нежному бутончику, тогда как пальцы другой проникли в ее рот, познавая любимую и там.

Этого натиска Кэссиди уже не выдержала. Она разлетелась вдребезги, рассыпалась на тысячи кусков, в то время как зубы Ричарда впились в ее плечо, а сам он бешено запульсировал, заполняя ее лоно всем своим существом. Жизнью и смертью, верностью и полным опустошением. Они поочередно брали и отдавались, но все это теперь утратило всякое значение, и Кэссиди растворилась, вся без остатка, в ночи и в крепких и искренних объятиях Ричарда.

Но вот пик страсти прошел. Ричард бережно, почти по-отечески, перевернул и уложил Кэссиди, нежно ее лаская и успокаивая. Словно издалека расслышала она ласковые слова любви и благодарности. И поплыла на облачке блаженства, погружаясь в радостное небытие.

Какой-то отдаленный уголок сознания Кэссиди еще пытался противиться сну, напоминая, что нужно спешить, что времени у них почти не осталось, но ласковое нашептывание Ричарда, усталость от непривычных ощущений сделали свое дело, и Кэссиди забылась сном, пусть и совсем ненадолго.

Ей снились страшные сны. Ричарда собирались убить, а ее принуждали следить за казнью. Она разрыдалась, ломая руки и пытаясь дотянуться до него… Очнувшись, Кэссиди обнаружила, что лежит на Ричарде, в спальне царит серый предрассветный полумрак, а внутри у нее уже бьется и ходит могучий поршень. Она едва успела опустить голову и посмотреть ему в лицо, как ее вновь сотряс опустошающий оргазм, и в то же мгновение запульсировал и жезл Ричарда, заполняя ее соком жизни и любви.

Ричард зажмурился, лицо озарилось страстью. И Кэссиди, глядя на него, поняла: он принадлежит ей в такой же степени, как и она – ему.

Когда Кэссиди проснулась, слепящие лучи солнца заливали спальню веселым светом. В постели она была одна, и это нисколько ее не удивило. Обе простыни, как верхняя, так и нижняя, сбились в кучу, а матрас наполовину сполз на пол. Тело ее ныло, и сама она была влажная, опустошенная и липкая. Но счастливая. Даже улыбалась.

Завернувшись в простыню, Кэссиди встала и босиком прошлепала к открытому окну. Ричард опять копался в саду, но на сей раз Кэссиди даже мимоходом не подумала, что он роет для нее могилу. Она перевела взгляд на клумбу со свежими благоухающими нарциссами и снова радостно улыбнулась, разглядев на одном из цветов здоровенную гусеницу.

А вот привыкнуть к английскому душу Кэссиди так и не смогла. Она то обжигалась, то окатывала себя ледяной водой, но так и не сумела промыть свои длинные и густые волосы от остатков мыла. Покончив с мытьем, она, уже дрожа от холода, посмотрелась в запотевшее зеркало над раковиной.