Орше. Здесь образовался крупный перевалочный центр по работе с литовскими полоняниками. Через Оршу был проложен один из маршрутов, по которому в Смоленскую область попадали принудительные переселенцы.

Пешие, многотысячные колонны литовцев приходили в Оршу в крайне изнуренном состоянии, по большей части лишившиеся в долгом пути всего своего немудренного скарба. В специально возведенном лагере переселенцы некоторое время отдыхали, набираясь сил, чтобы затем продолжить свой путь в глубь Смоленской области. Все лица, пребывающие в лагере, получали двухразовое питание и проживали в бараках, построенных на манер армейских казарм. Мы с Авдием еще зимой согласовали немудренные барачные проекты. Размер стандартного барака составлял примерно девяносто метров в длину и десять метров в ширину, с размещением в каждом таком бараке около трехсот человек. Рядом с бараками строили также туалеты, бани и другие сопутствующие хозяйственные постройки. В каждом бараке, согласно выработанному нами плану, должны размещаться три печи – служащие для обогрева и приготовления пищи. Двухъярусные нары шли вдоль стен, по обе стороны от печей. Нары делились на секции и были отгорожены друг от друга деревянной стенкой. Каждая секция включала в себя три лежачих места сверху и столько же снизу. Вдоль ярусов были натянуты веревки, которые можно занавесить полотном, или использовать иное какое тряпье в качестве занавесок. В этих секциях планировалось размещать целые семьи, а также одиноких, согласно их полу и возрасту – мужскому или женскому, взрослому или детскому.

Сами бараки были возведены на окраине посада, расположились они таким образом, чтобы создать некую импровизированную вторую линию обороны Орши. Над вторым ярусом нар располагались окна-бойницы, в холодное время года они будут закрываться на задвижку. Первый этаж, то есть первый ярус нар, никаких окон не предусматривал. Для обороны такого барака достаточно залезть на верхние нары, отодвинуть задвижку, и вуаля – можно вести прицельную стрельбу из арбалетов. В будущем стены бараков планировалось обложить кирпичом. На некотором отдалении маячили «карантинные бараки», стоявшие обособленно от остальных. Здесь размещали всех болезных, с целью предотвращения всевозможных эпидемий.

Развернув коня, игнорируя начавшиеся доноситься со всех сторон просьбы, вопросы, мольбы набежавших отовсюду литовцев, мы поехали в сторону карантинных бараков. Эти три барака стояли на самом краю поля, отделявшего их от остального барачного городка. Они были обнесены высоким частоколом, а на воротах стояли с бердышами пара охранников. Завидев нашу «ватагу», они засуетились, не зная, что делать – то ли отпирать ворота, то ли понадежней запирать, ведь входить сюда могли, помимо, естественно, больных, только люди из санитарно-больничной, или в простонародье лекарской службы, с красным крестом на рукаве. Всевозможные лекари и знахари с учениками были мною собраны еще год назад. Им было назначено жалованье и определен круг обязанностей, одна из важнейших – досмотр вновь прибывающих на предмет инфекционных болезней с их дальнейшей изоляцией и лечением.

Наконец более смекалистый охранник чуть приоткрыл ворота и забежал внутрь, надеюсь, он побежал за лекарем. Да, так и есть, как только оставшийся в одиночестве второй охранник доложил, что на вверенном ему посту без происшествий, из приоткрытых ворот вынырнул глава здешней санитарной службы собственной персоной – бабка Лукинья, со своим замом, а по совместительству и внуком – Прохором. Лукиньи еще не было пятидесяти, а Прохору – двадцати лет, «бабка» знала все местные «болезненные поветрия» и способы излечения их (само собой некоторые санитарно-эпидемиологические правила были внесены в устав службы непосредственно мной). Зато внук, благодаря моей школе, был грамотным, поэтому они замечательно друг друга дополняли. Прямо на ходу, с рук они стягивали матерчатые перчатки, а с лица – маски. С внутренней стороны ворот, чуть поодаль от входа стояло неглубокое корытце, судя по исходящему от него запаху, наполненное хлорной известью. Молодец «бабка», моими советами не пренебрегает.

– Здрав будь, батюшка Владимир Изяславич! – поклонилась в пояс Лукинья вместе с взволнованным внуком.

– Здравствуйте, служивые, чем порадуете?

Прохор уже было раскрыл рот, хотел ответить, но Лукинья так на него зыркнула, что тот беззвучно прикусил язык и покорно опустил голову, отдавая инициативу своей гиперактивной бабушке.

– Да служба у нас, батюшка, не радостная, все токмо квелые да хворые. Как сам видишь, «изолинируем» их от здравого люда и потихоньку пользуем, пока с Божьей помощью выздоровеют али отойдут за кромку.

В оставшихся полуоткрытыми воротах виднелись снующие туда-сюда люди, такие же грязные, в обносках, как и в лагере переселенцев, единственное, что их отличало – это еще более, хотя казалось, куда уж больше, нездоровый вид. Попеременно раздавался кашель взахлеб, шмыганье носами и прочие знакомые мне с детства симптомы хвори – грипп или какое ОРВИ, что неудивительно при такой скученности.

– А зачем вы такой частокол отгрохали? Неужели больные бегут? – тут вдруг меня поразила догадка. – Кормите, наверное, только лечебными травами людей?

Лукинья мигом посерьезнела.

– Что ты, батюшка, вот тебе крест, – лекарка размашисто на меня, как на святого, перекрестилась. – Все совсем наоборот! Частокол возвели для предохранения от здоровых, кои первое время сюда по ночам лезли. Кормят здесь хорошо! Бывало так, что у Прохора по его бумажкам восемнадцать больных с вечера, а с утречка уже сто восемнадцать человеков по койкам лежать! Во как!

И действительно, вдруг из-за ворот потянуло еле уловимым, из-за хлорки, запахом щей.

– Ладно, лекарка! Особое внимание с Прохором уделите контролю над обработкой одежды и тела здоровых обитателей барачного городка.

Лукинья с Прохором согласно кивали головами.

– Прощевайте! У меня дел еще много, если какое чрезвычайное происшествие – докладывайте местному начальству!

На обратном пути в город наконец-то начало смеркаться, теперь с чистой совестью можно поужинать и завалиться спать в местной моей резиденции…

На следующий день в Оршу прибыло полторы тысячи литовских переселенцев и ровно столько же покинуло лагерь. Переселенцы в Орше сортировались по их профессиональным навыкам. Наиболее квалифицированные специалисты, в первую очередь, поступали на работу в государственный промышленный сектор, в различные заготовительные службы при заводах, такие как: добыча руды, песка, глины, заготовка дров, угля, дегтя, селитры и прочего. Во вторую очередь, литовские мастера-ремесленники распределялись среди других частных хозяйствующих субъектов, поступая на всевозможные судоверфи, лесопилки, мукомольное, кожевенное производства.

Ну а все оставшиеся, главным образом крестьяне и прочие промысловики, распадались на два потока. Часть из них направлялось на постоянное место жительства в сельскую местность, распределяясь там по государственным селам-погостам. Оставшиеся попадали в боярские вотчины. Мы просто физически не могли обеспечить пропитание и проживание в государственных землях всего этого переселенческого потока, поэтому и приходилось привлекать боярство, делясь с ним ценным людским ресурсом. Но долго это боярское счастье не продлится, уже готовился законопроект о запрете любых форм рабства и холопства среди моих православных подданных. Я думаю, литовцы-язычники