приором Эймером, в доме Св. Марии в Жорво

– Что ты на это скажешь, Конрад? – сказал Бомануар. – Неудивительно, что десница божия обратилась против нас, когда в наших рядах есть такие служители церкви, как этот Эймер. Логово воров – подходящее место для таких, как он! И все же, что он имеет в виду, говоря о второй Аэндорской волшебнице?

– Мне кажется, что я знаю, но лучше я выясню наверняка, – сказал Конрад. – Еврей, твоя дочь в плену у Буа-Гильберта?

– Ребекка была отнята у меня, преподобный сэр, этим самым рыцарем, – сказал Исаак, приложив огромные усилия, чтобы сохранить услужливый тон. – Какой бы выкуп ни потребовали с бедного человек за ее освобождение…

– Твоя дочь, Ребекка, занималась искусством врачевания, не так ли? – сказал Конрад.

– Так и есть, милостивый сэр, моя дочь – сама душа доброты. Многие рыцари и йомены, сквайры и вассалы благословляют дар, которым небеса ее наделили. Она помогла многим, когда помощь от других потерпела неудачу. Ее благословил Бог Иакова.

– Узрите ухищрения врага человеческого, – сказал Конрад Монт-Фитше. – Я не сомневаюсь в твоих словах, еврей. Твоя дочь исцеляет словами и знаками, и прочими кабалистическими обрядами, кои неизвестны добрым христианским душам.

– Нет, нет, преподобный рыцарь, – сказал Исаак. – Она излечивает, в первую очередь, бальзамами с чудесными свойствами, а не каким-то тайным искусством!

– Как он узнала все эти секреты? – спросил великий магистр.

– Ее наставила Мириам, мудрая матрона нашего племени, – нехотя сказал Исаак.

– Разве это не та самая ведьма, Мириам из Аэндора, чьи мерзкие заклинания привели ее на костер, и чей прах был развеян на четыре стороны? – сказал Монт-Фитше. Повернувшись к Бомануару, он сказал: «Теперь все встало на свои места, преподобный отец. Эта Ребекка из Йорка была ученицей этой ведьмы из Аэндора, она околдовала Буа-Гильберта, и он отрекся от своих священных клятв».

– Нет! Моя дочь – не ведьма, клянусь всеми…

– Лживый еврей! – сказал Бомануар. – Я покажу этой вашей дочери-ведьме, как мы наказываем тех, кто накладывает заклятья на воинов благословенного храма! Дамиан, вышвырни этого еврея за ворота и пристрели, если он будет протестовать или попробует вернуться. Мы поступим с его дочерью по христианскому закону и в соответствии с полномочиями нашего высокого сана!

Буа-Гильберт стоял перед Ребеккой. Она тихо сидела у маленького окна и рассматривала окружающий вид. Когда он вошел, он не повернулась.

– Ребекка, – сказал он. – Ребекка, пожалуйста, посмотри на меня.

Она взглянула на него пустыми глазами.

– Ребекка, я не хотел принести тебе столько горя. Хотел бы я, чтобы все случилось иначе.

– Вам следовало подумать об этом прежде, чем брать меня против моей воли, – мягко сказала она.

– Страстный человек берет то, что пожелает, – сказал сэр Брайан, – а я хотел тебя с первого же дня, как увидел тебя в Эшби. Если бы у нас было больше времени, ты бы меня полюбила, Ребекка.

– Вы льстите себе, сэр Брайан. Не думаю, что вам была нужна моя любовь.

– Что сделано, то сделано, – сказал он. – И все же я хотел бы, чтобы все произошло иначе. Я мог бы дать тебе жизнь, которой ты никогда не знала. Какое будущее ждет дочь безродного торговца-еврея? Ты можешь стать женщиной рыцаря-тамплиера, дамой, к которой нужно относиться с уважением.

– С таким, какое проявили вы?

– Ты озлоблена.

– Я обесчещена.

– Но ты все еще жива. Когда я привез тебя сюда, в Темплестоу, я не собирался подвергать твою жизнь опасности, но именно это я и сделал. Альберт Бомануар вернулся в Темплестоу. Я только что был у него. Великий магистр не видит дальше своего носа. Он упрямо цепляется за старые пути. Со временем его влияние станет несущественным, но пока он остается великим магистром нашего ордена. Я пытался сохранить твое присутствие здесь в тайне, но он узнал.

– Так он меня освободит?

– Он собирается освободить твой дух, – сказал сэр Брайан. – Состоится суд, и ты будешь в роли обвиняемой.

Она встревоженно на него посмотрела.

– Обвиняемой в чем? Я ничего не сделала.

– Обвиняемой в колдовстве, – сказал Буа-Гильберт.

– Тогда доверю мое освобождение господу нашему, – сказала Ребекка, – ибо я невиновна.

– Конечно невиновна, – сказал Буа-Гильберт. – Но ты понятия не имеешь, как устроен мир. Ты ближе к своему богу, чем думаешь. Судебный процесс еще не состоялся, но заверяю тебя, его итог уже определен. У тебя есть единственный шанс избежать костра. Потребовать защитника.

– Я не понимаю.

– Если ты потребуешь защитника, то и по нашим обычаям, и по рыцарским, твою судьбу решит поединок. Выбери меня своим защитником, и я буду драться за тебя до последнего дыхания.

– А если вы будете побеждены?

– Тогда я расстанусь с жизнью, а тебя сожгут у столба, – сказал Буа-Гильберт. Только я не проиграю. Я никому не позволю отнять у меня то, что я заполучил с таким трудом. Ты моя, Ребекка. Ты должна меня выбрать. Это единственная твоя надежда.

– Значит, у меня нет надежды, – сказала она.

– Хорошо об этом подумай, – сказал Буа-Гильберт. – Твой уход из жизни не имеет никакого смысла. Если ты не выберешь меня, кто еще сможет за тебя сразиться? Кого волнует судьба еврейки?

– Господь не оставит меня, – сказала она.

– Твоя смерть будет бессмысленной трагедией, – сказал Буа-Гильберт. – Подумай об агонии смерти на костре, Ребекка. Я умоляю тебя передумать.

Им не пришлось ждать долго. У них не было никакой информации о плане эвакуации, и когда контакт появился, это было для них сюрпризом. И на то были причины. Им должен был быть кто-то, кто следил за ними, кто взял на себя огромный риск выполнения задания с удаленным имплантом, чтобы его было невозможно отследить. Он был капитаном корпуса наблюдателей. Они знали его как Алан-э-Дейла.

– Итак, почти все закончено, – сказал им Алан-э-Дейл, когда они вернулись в лагерь.

– Почти? – спросил Финн.

– Ладно, сложная часть закончена, – произнес менестрель и подмигнул им. – Ирвин мертв.

– Сукин ты сын, – сказал Финн. – Ах ты хитрюга.

– Немного осталось, – сказал мнимый менестрель. – Звать Баннерменом. Капитан Ричард Баннермен, корпус наблюдателей. И должен сказать, что испытал огромное облегчение, когда вы все провернули. Я как раз собирался уйти в отставку и провести здесь остаток моих дней. Кто знает, если бы Ирвину повезло, то пришлось бы искать другой вариант.

– Ладно, а что происходит сейчас? – спросил Лукас.

– Я уже связался с руководителем миссии, – сказал Баннермен. – Так как мы понятия не имеем, что на самом деле случилось с королем Ричардом, нам придется исходить из предположения, что он мертв. Я сомневаюсь, что Ирвин оставил бы его в живых, – это было бы слишком рискованно.