– Зачем же я тогда его убил, Надя?! За что?! – он без сил рухнул на кровать, уронив руки меж коленок, и зажмурился. – Зачем же я тогда убил его?!

– А вот этот вопрос я тоже хотела бы задать твоим родителям.

Выдержка изменила ей окончательно, голос сделался противным, едким, прорвалось-таки сквозь приличия истинное отношение ее к его родителям.

Родители, увидев их вместе на пороге своего дома в столь поздний час, не обрадовались. Причем недовольства своего и не пытались скрыть. Мать Сергея тут же подобрала губы, плотнее запахнула халат на груди и начала срывать бигуди с волос.

– Позвонить было нельзя? – скроил недовольную мину отец, вздохнул и отступил от двери. – Ну проходите, коли явились.

Надежде и приглашения было не нужно. Она бы штурмом взяла эту неприступную крепость, если бы их не пустили. Сейчас или никогда, решила она. Пусть куксятся и возмущаются сколько угодно. У нее семья рушится, какие могут быть условности?

– Ты пьян?! – ахнула мать, поцеловав сына в щеку. – Сереженька, что стряслось?! Ты пил?

– Да, ма, я пил, – с вызовом произнес он, виновато посмотрел на жену, ища у той поддержки. Та промолчала, пришлось выкручиваться самому. – Я давно уже взрослый мальчик и могу позволить себе рюмку-другую.

– Но ты же за рулем! – возмутился отец, открывая перед ними двери гостиной. – Ездить пьяным за рулем – это преступление!..

– Не самое страшное, поверьте, – вдруг не совсем учтиво перебила его Надежда.

– Что вы хотите этим сказать? – чопорно отозвался отец, даже не глянув в ее сторону.

Он почти всегда называл Надежду на «вы», тем самым обозначив для нее раз и навсегда определенную дистанцию. Вот – ты, а вот – мы, как бы подчеркивал он, и дальше этого рубежа тебе хода нет.

– Я хочу сказать, что это не самое страшное преступление, которое может быть совершено им, вами…

– Милый, что такое говорит эта женщина?! – ахнула мать, непонятно к кому обращаясь, «милых» для нее в этой комнате было теперь двое. – Как она может говорить с тобой в таком тоне?!

Ага, стало быть, к мужу обращалась, не к сыну. Тот, к слову, упорно, держался за спиной супруги, даже за руку ее держал. Словно боялся, вот выпустит ее из рук, и все – и решимости ноль, и сил также. Либо убежит отсюда, либо упадет.

– А в каком тоне я должна говорить с людьми, которые натворили столько бед? С людьми, которые не думали, когда…

– Надюша, погоди, не гони лошадей, – шепнул ей на ухо Сергей, подергав за пальцы. – Присядь, пожалуйста.

Мать тут же рухнула в кресло, ухватившись за сердце. Тут же затребовала воды, лекарства и начала причитать, вспомнив все. И его неудачную женитьбу. И то, что они его предупреждали. Уговаривали не торопиться. Они ведь так и знали, что хорошего ждать не приходится в таком мезальянсе, и вот оно стряслось.

Отец ей подыгрывал, так же уронив себя в кресло напротив, правда, держал обеими руками голову, будто та норовила расколоться на части от такой вопиющей наглости со стороны невестки.

Мыслимо ли? Ворвалась к ним в дом в неурочное время. Ведет себя вызывающе, не позволяя им вставить слово. Да еще и обвиняет их в чем-то.

– Дорогая, может, вызовем «Скорую»?! – обеспокоился глава семейства.

«Дорогая» продолжала разыгрывать сердечный приступ. Стенала, хватала из рук сына стаканы с водой, мензурки с лекарством. Театрально стучала зубами о стекло, смахивала с глаз несуществующие слезинки. Доигралась до такой степени, что сын перепугался. Трясущимися руками выгреб из секретера коробок с лекарствами и начал шарить в упаковках, пытаясь найти что-то, что способно было спасти мать от смерти.

Надежда какое-то время безучастно наблюдала за всем этим представлением. Потом поймала мужа за рукав, дернула, усадила на диван и крикнула во весь голос так, что все присутствующие вздрогнули:

– А ну хватит ломать комедию, черт вас побери!

– Надюша! – ахнул Сергей, пытаясь подняться. – Так нельзя, маме плохо!

– Сережа, сядь на место! – не понижая голоса, приказала она ему. – А с мамой твоей ничего не случится. Она пока еще ничего не знает, от чего ей стоило бы впадать в истерику.

– Да, кроме того, что моя сноха – недостойная женщина, – с пафосом произнесла свекровь, выпрямляясь в кресле и мгновенно забывая про свой недуг.

– Не более недостойная, чем вы! – огрызнулась Надежда, пропустив мимо ушей их возмущенное аханье. – Хватит манерности, господа. Мы здесь по очень важному делу. Уж извините, что вторглись в вашу обитель в столь неурочный час, но дело не терпит проволочек.

Отец, стиснувший свой череп в ладонях, на пример супруги выпрямился и проговорил с явной брезгливостью:

– Господи, Сережа, с кем ты живешь?! Как она разговаривает?!

– Как? – Надежда едко хмыкнула.

– Как… – встряла мать Сергея, чуть посмаковала слово за стиснутыми губами, а потом выпалила с ненавистью: – Как хабалка ты себя ведешь, Надежда! Хабалкой была, ею и останешься.

– Ах, вон что! Ничего, переживу как-нибудь. Кем там я еще значусь: плебейкой, простолюдинкой, какие еще существуют слова для женщины, недостойной вашего сына и вашего внука?

И вот тут повисла такая тишина, что у нее в ушах зазвенело. Все стоны и возгласы прекратились. Стакан с водой так и не был донесен свекровью до рта. Она, вытаращив глаза и не мигая, смотрела на сына. Ее муж смотрел на него же. А Сергей смотрел на жену. С надеждой, между прочим, он смотрел на свою Надежду.

– Предложит кто-нибудь чая беременной снохе или нет? – окончательно обнаглела она.

Будь что будет, решила. Ей все равно не подняться в их глазах, как бы она ни старалась. Лучше так вот: нагло и с вызовом, как сестра ее Таисия. Та – молодец, та не позволила бы себе на горло наступать. Она тоже может, она сильная. А дай слабину, прежнее смятение снова все застопорит. Так бывало всегда.

Всегда ее сбивала с толку их нарочитая манерность в общении с нею. Начнут опять обволакивать ее словами, как паутиной, она и завязнет в них, как глупая муха. С виду вроде все пристойно выглядело, вежливо, а на самом деле очень унизительно. Даже то, как ее в этом доме обедом угощали, было унизительным.

– Ах, Надежда, вы ведь наверняка к этому блюду не привыкли…

– Ах, простите, мы не знали, что приготовить, у вас ведь совершенно другой вкус…

– Ах, ну как можно есть это блюдо так быстро и такими крупными глотками пить это вино? Это же надо смаковать…

А ей в их доме кусок в горло не лез, потому и спешила проглотить все побыстрее. Отказываться тоже было нельзя, сразу вставал вопрос о ее дурном, унаследованном от простых родителей, вкусе.