на задний план. С того лета, когда мы познакомились, мысли о нем одушевляли всю мою реальность. Он был во всем, что я делала, во всех песнях, какие я слышала, он, а не Тур прикасался ко мне по ночам в постели. Может статься, он просто одна из многих фантазий, которые не давали мне пасть духом. Может статься, сказка разобьется о реальность. Может статься. Завтра я все выясню. Мысль об этом будоражила меня, кружила голову.

Тур большую часть дня сидел на деловых совещаниях. Порой слышался гудок, судно замедляло ход, причаливало. В Олесунне из трюма большущими кранами выгружали товары. Ящики с капустой, картофель и молоко, пиломатериалы и автомобильные шины, даже несколько лошадей испуганно высовывали головы из-под брезента. На пристани кишел народ, первый помощник и судовой плотник стояли, склонясь над грузовой ролью, один из матросов закреплял стропы и поворачивал стрелу в нужном направлении. Возле рынды сидел юнга в маске и оттирал с латунного колокола ярко-зеленые пятна.

Я поручила Улава заботам няньки. Внизу, возле билетной конторы, я столкнулась с Бетси Флисдал – той дамой, которую видела в салоне накануне вечером. При свете дня стали заметны ее изъяны. Спина сутулая, грудь впалая, кожа под косметикой красноватая и нечистая, взгляд бегающий, будто она следит за мухой.

– Жаль, что вчера все так вышло, – сказала она. – А откуда ты знаешь Хенри?

– Сталкивались тут и там. – Я пожала плечами, в надежде, что она не слишком хорошо информирована, ведь иначе не оберешься неприятностей. – Раз-другой в Бергене, но знакома я с ним шапочно. А ты?

– Когда-то мы вместе работали, – сказала Бетси с хитрой усмешкой. – Пройдемся?

Когда мы остановились у поручней, она задумчиво проговорила:

– Понимаешь, я не хотела говорить об этих вещах, там было слишком много чужих ушей.

– Вот как? – нерешительно обронила я.

– Мы немало плавали по Северному морю, если ты понимаешь, о чем я.

– Вообще-то нет, – ответила я. Она казалась мне не особенно умной.

– Встречались на Шетландских островах с контрабандистом спиртного.

Лицом Хенри Хагеманн здорово походил на этакого морщинистого, усталого от жизни контрабандиста, ну а что Бетси участвовала в подобных аферах, меня вообще не удивило. С нее станется.

– Контрабанда-то зачем? Ведь запрет на спиртное давным-давно отменили.

– Многие норвежцы до сих пор предпочитают контрабандную выпивку, – сказала Бетси, оскалив в усмешке желтые зубы. – Мы не раз там бывали, и при немцах тоже. Побережье длинное, ничего сложного…

Она вдруг посерьезнела.

– Что такое? – спросила я и накрыла ее руку на поручне своей.

– …если не считать инцидента нынешним летом, – тихо сказала она. – В начале июля, седьмого, я запомнила, потому что накануне был мамин день рождения.

– Ты о чем толкуешь?

– Нам опять предстоял рейс через Северное море. И мы отправились в Бремангер, чтобы сесть там на шетландское судно, рыболовную шхуну «Ирма». А вместо этого напоролись на немцев, черт бы их побрал.

– Сколько же было немецких катеров?

– Три, я хорошо помню, потому что они окружили нас в море. И моего жениха забрали, с тех пор я его не видела.

Седьмого июля я работала. И движение судов держала под полным контролем. Немецких катеров вблизи Бремангера тогда не было. Я напрягла память. «Ирма». В тот день она причалила в Бергене.

Стало быть, Бетси Флисдал врет.

Но с какой стати? Что ей нужно?

Я сочувственно положила руку ей на плечо.

– Ты наверняка скоро снова увидишь своего жениха. Пойду взгляну, как там мой малыш. Увидимся.

Очутившись за железной дверью, я тотчас остановилась. В иллюминатор я видела, как Бетси решительно направилась на корму, вдоль поручней правого борта на крытую палубу.

Я поднялась на прогулочную палубу, двинулась в ту же сторону, что и она, мимо ютовой палубы, и подошла к лестнице, ведущей вниз, к флагштоку на корме. Там я остановилась. Людей тут мало, почти все сошли на берег размять ноги. Я прислонилась головой к брашпилю, прислушалась.

И услыхала ее голос:

– Пройдем вперед? Надо кое-что обсудить.

Мужской голос что-то неразборчиво ответил.

Я услышала их затихающие шаги, тихонько спустилась вниз и двинулась следом. Возле лестницы, которая вела наверх, в салоны, они направились вниз, мимо главной палубы и дальше в глубину, насколько разрешалось пассажирам. Куда же? Я шла за ними на порядочном расстоянии, слышала, как шаги замирают внизу.

Широкая лестница доходила только до второй палубы. Они меня не заметили. Я стояла там, пока их голоса не стихли. Только тогда рискнула выйти в широкий коридор. В нескольких метрах от меня, в стороне машинного отделения, захлопнулась дверь. Я пошла на этот звук. Стены, на которые я опиралась, были теплые. Я свернула в короткий, узкий проход между шкафами со снаряжением. Вот и дверь с табличкой «Провизионная камера. Посторонним вход воспрещен».

Я приложила ухо к двери, попыталась осторожно ее открыть.

Она была заперта.

* * *

Хотя после 1940 года я почти не бывала на кораблях, картины того плавания оживают вновь, когда я сижу в Хорднесе и пишу эти строки. Память у меня по-прежнему хорошая, только ведь воспоминания ничего не доказывают.

Каждый день я здесь подолгу гуляю. Усадьба Фалков в Фане обветшала за долгие три десятка лет, минувшие со времен расцвета. Декоративные кусты утонули в бурьяне, конюшни давным-давно не красили. Теперь пароходствами управляет Пер. Каждое утро в мансардное окно я вижу, как он сгорбившись идет по двору. Знаю, он поедет в центр договариваться о новых кредитах на фалковский флот, лицо серое, изнуренное из-за множества плохих новостей. Кризис в судоходстве означает кризис для фалковских пароходств, насколько я понимаю, а Перу недостает сил решить проблемы.

К счастью, он любезно позволил мне арендовать пристройку с частным архивом теперь уже закрытой «Ганзейской пароходной компании» и сдал мне комнату для прислуги, где я могу оставаться сколько пожелаю. Думаю, он вряд ли понимает, во что ввязался, ну и ладно, это его проблема.

Я здесь не как романистка, у меня более серьезная задача: в частном архиве «Ганзейской пароходной компании» хранятся документы, подтверждающие правдивость истории, которую я здесь рассказываю, свидетельствующие, что это не роман.

В этом смысле именно ужин на второй день плавания играет важную роль. Ради такого случая адмиралу Отто Караксу и его жене предоставили в кают-компании первого класса отдельный кабинет, прямо под музыкальным и курительным салонами на баке. Я надела купленное в Париже платье с узором из голубых цветов. И, когда мы входили в кают-компанию, Тур бросил на меня довольный взгляд.

Адмирал Каракс не какой-нибудь вульгарный коричневорубашечник, а