своего предводителя. И зоркие глаза верволков сразу же обратили внимание на то, что Вилренг застыл в середине смены ипостасей — изменилась осанка, став более сгорбленной, как будто правитель с трудом сдерживается, чтоб не опуститься на четвереньки; черты лица являли собой нечто не-человеческое, но и не-волчье, а голос, когда он наконец заговорил, звучал с порыкивающими интонациями.

— Почти никому из обычных верволков недоступна частичная трансформация. Только те, в чьих венах течёт Древняя Кровь, настолько сильны волей, что могут остановить превращение в зверя, не закончив.

Дэреш снова умолк, вроде как чтобы сделать очередной глоток из бокала, смачивая пересохшее горло. Теперь уже не отличимый на вид от обычного человека, он и вёл себя совершенно обыденно — никаких тебе шуршаний старинных страниц и потусторонних смешков. А после столь продолжительной речи немудрено испытывать жажду.

— Значит, и наш Соколиный Глаз так может? — тут же сориентировался в новой информации Арман. — Ну-ка, Чезаре, давай попробуй. Когти там выпустить или шерстью обрасти.

Почему-то наёмнику показалась забавной такая картинка, да и с чисто практической стороны неплохо знать возможности одного из членов своего отряда. Если и ранее мальчишка был ценным бойцом, то теперь, получив силу оборотня, должен был стать прямо-таки секретным оружием.

— Да прекратите… — начал Влад раздраженным тоном, потому что его достало непрерывно разнимать своих спутников, но осёкся.

Рубин продолжал мерцать в ладонях Чезаре, но теперь его оттенок ещё больше, чем обычно, походил на цвет свежевыпущенной артериальной крови. Однако привлекло внимание не это — в конце концов, Комольцев не был художником и красный цвет оставался для него красным, вне зависимости от тонкостей оттенков. А вот то, что происходило с пальцами мальчишки, стоило внимания — словно в ответ на подначку Лероя они начали менять форму, ногти стремительно удлинялись и загибались звериными когтями, сквозь кожу прорастала серо-стальная шерсть.

И Влад понимал, что сейчас совсем-совсем не хочет поднимать взгляд на лицо Чезаре.

— Луна полная, — Дэреш, похоже, опять откровенно веселился.

— Сейчас же день! — Арман подскочил с места, отступая от начавшего трансформацию Чезаре. Правда, крохотный кабинет архивариуса не особо-то давал места развернуться.

— А Луна, молодой человек, восходит, бывает, и днем, если вы вдруг не знали.

Изменение тела лучника происходило как-то невыносимо медленно — совсем не так, как это видел Влад у других волков. Те «перевёртывались», как носки меняли — р-раз — и уже зверь на месте человека стоит, или наоборот. Чезаре же перекидывался как в замедленной съемке, трудно, и окружающие могли наблюдать малейшие нюансы — то, как хлопают кости, со звуком перелома, меняя конфигурацию, как наливаются кровавым светом белки глаз (а радужки остаются такими же, зелёными, как и всегда), как, словно тесто, которое мнут ловкие руки повара, комкается человеческая фигура.

— О Боже… — Комольцев не был верующим. Слабонервным тоже себя не считал. Однако более страшного зрелища, пожалуй, не встречал никогда.

И самым ужасным было полное молчание, в котором это происходило. Мальчишка не издавал ни звука, ни человечьего, ни волчьего. Будто и не живой человек, а картинка, которую изменяют с помощью специальной компьютерной программы. Так и застыли все участники сцены — вокруг молодого верволка, носителя Древней Крови. Лерой, по привычке схватившийся за оружие и отступивший в сторону выхода из кабинета. Комольцев, с отвисшей челюстью, не знающий, то ли тоже подальше убраться, то ли как-то попытаться помочь (правда, насчет последнего идеи не появилось ни одной, даже самой завалящей). И Дэреш, который единственный являл собой образец внешнего спокойствия. Архивариус быстрым четким глотком допил шерекель, аккуратно водрузил кубок на стол — и шагнул к Чезаре ровно в то мгновение, когда руки юноши изменили форму настолько, чтобы потерять возможность удерживать артефакт в ладонях.

— Ты какого черта творишь?! — только и успел вякнуть Арман, но пламенеющий Рубин уже скатился прямо в подставленные лодочкой ладони Дэреша. Сияние артефакта, правда, сразу поблекло, когда камень «поменял владельца», но архивариуса это ничуть не смутило.

— Возвращаюсь домой, — кратко и непонятно ответствовала нежить. По помещению архива снова гулял шелест хрупкой бумаги, слышались ещё какие-то смутные звуки, будто бы кучки посетителей переговаривались тихонько, чтобы не нарушать излишним шумом покой городского архива.

Спокойно, совершенно не торопясь и не переживая, что кто-то посмеет остановить, Дэреш вышел из кабинета с Волчьим Рубином в руках. И как будто исчез — а может, просто сразу свернул за ближайший стеллаж… Архив по-прежнему производил впечатление не настоящего здания, а таинственного лабиринта со многими измерениями, как в сложной компьютерной игре.

— Да держи же его!!!

Влад, очнувшийся от оцепенения, рванул следом за архивариусом, но того действительно и след простыл. Ни за ближайшим стеллажом, ни за вторым, третьим и десятым молодого человека в красном камзоле не обнаружилось.

Мир перед глазами менялся, неотвратимо и, как и в прошлый раз, — нежеланно. Трансформация опять не была запущена волей Чезаре. Да как вообще можно такого захотеть? Быть зверем, нечистью, противной Богу и человечеству?!

Ощущения, впрочем, отличались довольно сильно. Если при первом опыте смены шкуры процессом полностью управлял враждебный маг, ломая тело и душу парня насильственной магией — и это было больно, страшно и противоестественно, то теперь тело само подстраивалось под некий образец, форму. Как будто выполняло сложное акробатическое упражнение — мышцы, кости, органы включались в процесс по очереди, в строго определенном порядке, без спешки. В ноздри били сотни и тысячи запахов, глаза видели по-иному, хотя сейчас мальчишка не смог бы точно определить, что же изменилось. Непривычные ощущения, которые сейчас наконец-то можно было распробовать, осознать, так как никакое магическое подавление воли не бросало в атаку на своих же союзников, никто не шептал приказы в уши, и было время привыкнуть сосредоточиться, понять. Чезаре старательно подавлял панику, направляя внимание на изменения в восприятии. Чтобы отрешиться от того, что снова становится зверем.

Управление Волчьим Рубином, например, как выяснилось при общении с архивариусом, имело свои преимущества, даже несмотря на то, что это враждебная магия. Если уж нельзя избавиться от звериной шкуры, то надо попытаться обратить себе на пользу. Именно так пытался думать Чезаре, пока ему удавалось держать панику в узде, но грань, отсекающая мальчишку от безумия, становилась всё тоньше.

Диск владычицы всех богопротивных созданий Луны ослеплял бело-жемчужным светом с кровавым оттенком. И плевать, что не мог он — даже обостренным звериным зрением — видеть ночное светило сквозь каменный потолок архива. И что не могла Луна сиять и ослеплять с дневного солнечного неба — там бы хоть лёгкие очертания лунного диска