Не думала о проблеме Города в подобном аспекте. Мне, напротив, казалось, что Чикаго надо во что бы то ни стало сохранить. Странно, но прежде я не понимала, что само существование Чикаго вредит обитателям Округи и тем, кто не желает, чтобы их оценивали только на основании генетики.

– Ладно, – бурчит Эми, опуская брезент. – Ваши, вероятно, сейчас на северо-западе отсюда.

– Еще раз спасибо, – говорю я.

Она кивает мне, и я выбираюсь из ее импровизированного дома, фанера скрипит у меня под ногами.

Без остановки мчусь по узким проходам, радуясь тому, что народ разбежался еще при приближении нашего пикапа. Перепрыгиваю через лужи, – даже думать не хочу о том, что тут разлито. Наконец, оказываюсь в сумрачном закутке. Высокий худой подросток целится в Джорджа.

Группа людей окружает мальчишку с пистолетом. Вокруг валяется растоптанное и разломанное оборудование для наблюдения. Джордж замечает меня, но я быстро прикасаюсь пальцем к губам. Стрелок меня пока не видит.

– Лучше опусти пушку, – заявляет Джордж.

– Еще чего, – отвечает мальчишка.

Его светлые глаза в панике мечутся между Джорджем и толпой.

– Тогда, может, разойдемся мирно? А пистолет возьми себе.

– Нет. Выкладывай, куда вы отвезли наших!

– Мы никого никуда не отвозили, – убеждает его Джордж. – Мы не солдаты, а ученые.

– Как же, ученые, – издевательски бросает мальчишка. – А бронежилеты? В таком случае, я – самый богатый в Штатах. Давай признавайся.

Я осторожно прячусь под одним из навесов, прицеливаюсь и кричу:

– Эй, ты!

Толпа мгновенно оборачивается на меня, но подросток и не думает отводить дуло от Джорджа, на что я надеялась.

– Ты у меня на мушке, – продолжаю я. – Вали отсюда, я тебя не трону.

– Я сейчас в него выстрелю, – кричит тот.

– Тогда я разнесу тебе башку, – отвечаю я. – Мы просто работаем на правительство. Мы не знаем, где ваши люди. Если ты его отпустишь, мы отправимся восвояси. Но если ты убьешь его, я гарантирую тебе, что сюда прибудут настоящие бойцы, и уж они-то с вами церемониться не будут.

В этот момент во дворик вбегает Амар. Кто-то из толпы орет: «Да их тут много!», и все мгновенно разлетаются. Мальчишка кидается в ближайший проход. Но я держу оружие наготове. Вдруг они решат вернуться? Амар обнимает Джорджа, и тот похлопывает его по спине.

– Ты до сих пор сомневаешься, что генетически поврежденные виноваты в наших бедах? – спрашивает у меня Амар.

Я молчу. Прохожу мимо очередного навеса. Маленькая девочка сидит на корточках у самой двери, обхватив коленки. Она уставилась на меня через щель в слоях брезента и поскуливает от страха. А кто научил местных так бояться солдат? Почему мальчишка настолько их ненавидит, что был готов стрелять?

– Да, – в конце концов, говорю я. – Сомневаюсь.

У меня есть кое-кто получше на роль обвиняемого.

Мы бредем к пикапу. Джек и Вайолет настраивают камеру наблюдения, пока не украденную и не разбитую местными. Вайолет зачитывает Джеку длинный список цифр со своего планшета, а тот вводит их в свой.

– Где гуляли, ребята? – интересуется он.

– На нас напали, – произносит Джордж. – Нам надо сматываться.

– К счастью, это был последний набор координат, – отвечает Вайолет. – Можем отправляться.

Снова забираемся в машину. Амар захлопывает дверцы, а я вручаю ему свой пистолет, довольная, что избавилась от оружия. Вот уж не думала, просыпаясь сегодня утром, что буду целиться в отчаянного подростка. Впрочем, я и не представляла здешних условий.

– В тебе говорит альтруист, – заявляет Амар, – Именно их воспитание заставляет тебя ненавидеть Бюро.

– Меня много чего заставляет, помимо специфического воспитания.

– Но я заметил то же самое и в Четыре. Альтруисты – серьезные люди. Они автоматически воспринимают все как повод к немедленному вмешательству. Тех, кто переходил во фракцию лихачей, я делю на определенные типажи. Эрудиты, как правило, становятся безжалостными и свирепыми. Правдолюбы – абсолютно безбашенными, я бы даже сказал, – адреналиновыми наркоманами. А вот альтруисты – настоящими борцами, прямо-таки революционерами.

И, помолчав, добавляет:

– Если бы Четыре больше верил в себя, он бы тоже стал таким. Кстати, Трис, из него бы получился отличный, хороший лидер, если бы не его заморочки.

– Наверное, ты прав, – отвечаю я. – Он вечно пытается идти за кем-то вроде Ниты или Эвелин и всегда попадает в беду.

Амар согласно кивает. А как насчет меня самой? Разве я бы не хотела, чтобы Тобиас меня слушался? Конечно, нет. Хотя, кто меня знает?

Увиденное постепенно начинает доходить до моего сознания. И я начинаю воображать, что та девочка – это моя мать. Она прячется в лачуге, задыхается от дыма костров зимой, дерется, делает, что угодно, лишь бы уцелеть. Потом ее спасают люди из Бюро, на которое она, в результате, проработала до конца своих дней. Забыла ли она о том, откуда пришла? Вряд ли. Ведь мама пыталась помочь бесфракционникам. Может, это было не просто выполнением обязанностей альтруиста? Моя голова буквально раскалывается, и я, как за соломинку, хватаюсь за первую попавшуюся мысль.

– А ты и Тобиас являлись близкими друзьями?

– А у него что, такие есть? – хмыкает Амар. – Я дал ему новое имя. Я сумел распознать терзавшие его страхи и подумал, что он справится со своими кошмарами и начнет новую жизнь. И я назвал его Четыре. Но мы с ним вовсе не были… скажем так – не разлей вода.

Амар откидывается на стенку кузова, закрывает глаза, и на губах его появляется слабая улыбка.

– Понятно, – говорю я. – Он тебе… нравится?

– Почему спрашиваешь?

– Ничего личного, – пожимаю я плечами.

– Сейчас в моих чувствах к нему нет ничего такого, на что ты намекаешь. Но в свое время подобные мысли у меня возникали, но потом мне стало ясно, что он на мои чувства не ответит, и я отступил, – объясняет Амар. – Я бы предпочел, чтобы ты не проболталась.

– Тобиасу? Разумеется.

– Нет, я имею в виду, вообще никому, – и он смотрит в затылок Джорджа.

Я киваю. Впрочем, я не особенно удивлена, что их с Джорджем тянет друг к другу. Оба они – дивергенты, которые вынуждены были разыграть собственную смерть, чтобы выжить. И Амар, и Джордж – аутсайдеры в чужом для них мире.

– Трис, – продолжает Амар, – Бюро одержимо идеей продолжения человеческого рода и передачи другим поколениям здоровых генов. Мы с ним – «ГЧ», и то, что мешает хорошему генокоду… Это не очень поощряется.

– Ага, – бормочу я, криво улыбаясь. – Насчет меня не волнуйся.

– Спасибо, – искренне отвечает Амар.