Он сунул руку в нагрудный карман и достал бумажник, из которого очень аккуратно извлек маленькую фотографию.

Бреннер осмотрел ее со всех сторон и передал Витервоксу.

– Не вижу здесь ничего поразительного, – сказал он. – Конечно, здесь изображены вы, но фотография мутная и вообще сходства маловато.

– Вы совершенно правы, – ответил Магвайр. – Важно именно то, чего нет на этой картинке.

– Как это? – спросил Витервокс. – Вот на заднем плане здание муниципалитета, не так ли? Но ни для кого не секрет, что вы – член совета. А что у вас под ногой?

***

Ага, вы все-таки заметили! (сказал Магвайр, положив ладонь на стойку бара.) Разумеется, я сразу понял, что вы неплохо соображаете, как только увидел вас в баре Гавагана. У меня под ногой – коробка чистильщика обуви, и, конечно, соль истории не в ней, а в том, что обувь мне никто не чистит. Вы когда-нибудь слышали о человеке, который поставил ногу на коробку чистильщика обуви просто так, для забавы, а? Нет, не слышали. Мистер Коэн, налейте нам еще по стаканчику, и я расскажу вам, как все было и отчего я прихожу в бар Гавагана, чтобы плюнуть в тот медный кувшин.

Все началось больше четырех лет назад, когда моя старая бабушка получила письмо из Ирландии. Она мне сказала: «Дэнни, для тебя есть хорошие новости. Твой двоюродный дедушка Том умер и похоронен, и теперь ты глава дома Магвайров».

«И что мне с того? – спросил я. – Судя по всему, что мне известно о дедушке Томе, он не оставил ничего, кроме своих добрых пожеланий, и скорее в июле будет мороз, чем я смогу на эти пожелания что-нибудь купить».

«Не спеши, – отвечает она. – Сколько раз я говорила тебе, что у главы дома Магвайров всегда был лепрекон, который на него работал?»

Да, она много раз об этом рассказывала, когда я был маленьким мальчиком, и я всегда втихомолку посмеивался над старой леди. Я ответил ей: «И какой мне толк от лепрекона здесь, в Америке, когда я могу в любой момент отправиться в магазин и купить себе башмаки гораздо лучше, чем может изготовить какой-то лепрекон? И стоить они будут недорого. Кроме того, – добавил я, – мой двоюродный дед Том Магвайр не был последним представителем нашего семейства, оставшимся в Ирландии».

«Я была бы тебе очень признательна, если бы ты перестал надо мной смеяться, – ответила бабушка. – В Ирландии остались Магвайры, и я надеюсь, что их будет еще много; но там больше нет ни единого Магвайра Баллимаклоу. Твой дедушка был последним из них – и еще был его брат Том, который так и не женился. И тебе не следует потешаться над маленькими людьми, нет, не следует. Они могут принести тебе удачу, а могут и уничтожить тебя».

И она начала рассказывать мне какую-то сказку; этот рассказ, как мне показалось, мог затянуться до вечера. Будучи деловым человеком, я сказал, что замолвлю словечко людям в службе иммиграции об этом лепреконе, когда он появится. С этими словами я ушел. Больше я не вспоминал об этом деле до самой смерти бабушки, благослови Господи ее душу. Я так никогда и не задумался бы об этой сказке… Но теперь надо обратиться к фотографии, которую я показал вам.

Я многому научился, пока занимался политикой. Людям нравится, когда лидер выглядит как лидер, но говорит, как обычный человек. Офис у меня находился в здании муниципалитета, и я обычно останавливался, когда возвращался на работу после ланча, и один из мальчиков, которые там все время болтаются, чистил мне башмаки; а я немного беседовал с ним. Эти мальчики, они знают гораздо больше, чем вы могли бы подумать, и много раз я узнавал от них очень важные вещи, например, что они видели Проссвица, члена совета от республиканцев, который на скамейке в парке перешептывался со Спенсером, подрядчиком, грязной крысой.

Мне нравился один чистильщик сапог. Он был невелик ростом, не больше четырех футов; уши у него казались слишком большими, и его как будто никогда не кормили досыта. Особое впечатление на меня произвел его акцент; он словно бы только что сошел с корабля, пришедшего из доброй старой Ирландии. Сам я приехал сюда совсем маленьким мальчиком, и акцент у меня исчез уже годам к шестнадцати.

Когда я спросил у мальчишки, как его зовут, он явно смутился. Он сказал, что его имя – Диармайд, а это ведь имя одного из королей Ирландии, странное имя для чистильщика сапог. Я так ему и сказал, и много раз мы с ним вместе смеялись, рассуждая о том, как он вырастет, сам станет членом совета, а может статься, и мэром.

Однажды, когда я с ним болтал о том о сем, не глядя вниз, а следя за птицами, которые носились над парком, или отыскивая в парке взглядом кого-то из знакомых, Диармайд внезапно перестал начищать мои ботинки. «Магвайр», – проговорил он, и когда я посмотрел вниз и прислушался к его голосу, то понял, что мальчик очень серьезно настроен. «Магвайр, – сказал он, – вы – Магвайр Баллимаклоу. Вам пора бы уже понять, что я никогда не вырасту и не стану ни мэром, ни членом совета».

Это должно было мне все объяснить, но последние слова я слушал невнимательно, потому что как раз в это мгновение заметил идущего по парку Анджело Карнуто, того самого парня, который был крутым рэкетиром; я с ним встречаться не хотел. Так что я дал мальчишке Диармайду четвертак, быстренько удалился и выбросил весь разговор из головы.

А потом, неделю спустя или чуть позже, сняли эту фотографию. Мне снова чистили ботинки, я курил сигару, как вы и сами можете заметить, и стоял прекрасный осенний день. И тут появляется один фотограф, знаете, из тех, которые делают снимки, вручают людям квитанции, а им потом отправляют квитанцию и деньги, чтобы в обмен получить фотографию. Ну что ж, фотографы голосуют, как и все прочие; так что я взял у него квитанцию и положил в карман, не думая ни о чем, кроме грядущих выборов.

В тот вечер я пошел на большое собрание в Демократический клуб Пятого округа. Сказав, что у меня в этом году неплохие шансы на победу, секретарь клуба попросил меня сфотографироваться для плакатов, чтобы было хорошо видно лицо – не то чтобы мое лицо настолько уж внушительно, просто людям нравится видеть, за кого они голосуют. В общем, тогда я был слишком занят разными делами, поэтому я вытащил из кармана квитанцию и предложил ему получить фотографию: может, она и подойдет. Да, вот она, та самая фотография.

Теперь посмотрите сюда. Вы видите хоть какие-то признаки мальчика Диармайда, который начистил мне ботинки до блеска? Нет, не видите; и я тоже не вижу. Когда я ничего не увидел на снимке, то вспомнил о словах мальчугана, потом начал понемногу понимать, что к чему. И я подумал: «Дэнни Магвайр, одно из двух. Либо в тот день ты слишком много выпил, либо это лепрекон Магвайров Баллимаклоу, что уж там говорить!» Сфотографировать лепрекона не легче, чем сфотографировать мысли у вас в голове, но некоторые люди могут разглядеть и то, и другое.

Чем больше я раздумывал, тем больше этот мальчик казался мне похожим на лепрекона: слишком уж вытянутое у него было лицо и слишком большие и острые были у него уши. Все сходилось; учитывая, что все башмаки в Америке давно уже делали машины на фабриках, что еще ему оставалось? Только чистить готовую обувь.