«Всякая травка-муравка свою силу имеет, какой хошь недуг одолеет», – вспомнились ему слова матери. Вот только бы знать названия этих трав…

Ничего не сказав о своих намерениях Мировичу, он направился на ближний к их дому рынок, надеясь на удачу, которая иногда улыбалась ему. Здесь можно было купить все, что душе угодно: хоть коней, хоть овечек, хоть тулуп овчинный. Были и снадобья разные, но почему-то он не особо верил теткам с плутовскими глазами, предлагавших пучки засохшей травы с обещанием вылечить ими хоть кого от любой болезни.

Сашка едва вырвался от назойливых торговок и хотел уже было идти обратно, так и не найдя, что ему нужно, как вдруг увидел, что на него внимательно смотрит смуглая, невысокого роста девушка с раскосыми глазами, судя по всему, калмычка. Он решил, что она слышала его разговоры с тетками-травницами и просто наблюдает, как он поступит и что купит себе. Ему стало стыдно, что она могла посчитать его больным и убогим, потому он гордо вскинул голову и ни с того ни с сего подмигнул девушке. Та в ответ широко улыбнулась и поманила его пальцем. Не ожидавший подобного, Сашка сделал несколько шагов и остановился на почтительном расстоянии, не решаясь подойти ближе.

– Какой трава, парень, ищешь? – спросила она, слегка коверкая русские слова, при этом не сводя с него своих черных, как сажа, глаз.

– Да не себе, хозяину моему, – смутясь и словно оправдываясь, признался Сашка. – Как мы с ним из Пруссии возвернулись, так хуже ему в Питере стало, опять кровью харкать начал. А тут предлагают чего попало, да все не то… Так ничего и не сыскал…

Сашка впервые встретил человека, которому было важно знать что-то нужное и необходимое ему лично. До этого все его знакомые говорили только о собственном интересе, а Сашкины дела их просто не интересовали.

– А не помню, как ту траву звать, которой мать моя покойная соседа нашего Степана лечила. Думал, они скажут, – он кивнул в сторону теток, что, потеряв к покупателю всяческий интерес, шушукались о чем-то о своем, – а они предлагают, чего не надо… – При этих словах он густо покраснел, что явно не укрылось от внимательного взора девушки.

– Звать как? – спросила она.

– Кого, меня? – переспросил он, словно рядом был еще кто-то. – Меня Сашка зовут. Или Шурка. А если правильно, то Александр сын Ефимов, – пояснил. – А тебя как? – догадался он спросить.

– Уля, – коротко ответила она. – Уля, и все. Я нерусский де-вуш-ка… – произнесла она по складам и смутилась. – У вас говорят – кал-мык. Мы говорим, – она поднесла обе руки к груди, – ойрат. Или джунгар.

– Понятно, – согласно кивнул головой Сашка, хотя он понятия не имел, кто такие ойраты или джунгары. – А живешь где? С кем?

– Ап-рак-син, – по складам назвала она фамилию известного во всем воинском мире генерала. – Слыхал?

– Да, конечно. Он вроде бы умер?

Уля в ответ покорно кивнула головой и опустила глаза в землю, словно выражала тем самым свое сочувствие произошедшему в семье, где она проживала, горю.

– Сейчас жена его, – она торопливо пробормотала имя почтенной графини, но Сашка не разобрал, как зовут хозяйку девушки. – Давай о трава говорить, – вернулась она к начатой теме. – Я знаю трава разная. Хозяин твой кровь идет, говоришь?

– Да, да, – подтвердил Сашка и натужно закашлял, показывая, как это случается, а потом сплюнул на землю, словно в подтверждение.

– Знаю, что ему давать надо. Приходи к нам, наш дом все знают. Меня вызови, траву дам и еще кое-что, – она лукаво улыбнулась.

Сашка вновь густо покраснел, подумав, что она хочет снабдить его чем-то особенным, но отнекиваться не стал, а предложил:

– Так ты одна на рынке? Айда, провожу до дому.

Но Уля, как могла, объяснила, что приехала с сенными девушками генеральши, и пока они ходят по рядам в поисках нужного товара, она решила посмотреть травы, которые привозят в город из соседних деревень для продажи.

– Нет мой трава, – развела она руками.

– А тебе какая нужна? – не думая, что это может быть тайной девушки, спросил простодушно Сашка.

– Тссс! – Уля поднесла палец к губам. – Нельзя сказать. Понял?

– Да ладно, я чего? Я ничего… Пойду тогда, а завтра к вам загляну, если узнаю, где дом есть ваш.

– Все скажут, – махнула рукой в белой вязаной варежке Уля. – Ждать тебя буду…

Он шел пешком через весь город в домик на окраине, где его поджидал «хозяин», которого он привык слушаться и особо не перечить. Во время долгих переездов, в ожидании прекращения метели зимой или когда подсохнет непролазная слякоть весной или осенью, сидели они часами и сутками друг подле друга, и от нечего делать каждый рассказывал о своей не очень-то продолжительной жизни. Поэтому Сашка, как ему казалось, знал о Мировиче все или почти все, включая горькую судьбу всего их семейства, оказавшегося нежданно-негаданно в Сибири. Не сказать, чтобы он испытывал к Василию Яковлевичу жалость или сострадание. По Сашкиному пониманию, напасти этакие выпадают больше все людям богатым, состоятельным. И не просто так, а за грехи их. Иначе и быть не может: не зря же в Евангелии сказано, что легче верблюду в игольное ушко пролезть, нежели богачу попасть в Царствие Божие.

«За грехи то великие, – думал он, не озадачиваясь, почему сам живет едва ли лучше своего хозяина. – Моя жизнь вольная, куда захочу, туда и поворочу. А вот ему служить до конца жизни, и никакого исхода не будет…»

Жалел же Сашка хозяина за его болезнь, от ран полученную, за разлуку с женой и сынишкой и за стояние в бою под пулями. Своя собственная жизнь казалась ему не в пример лучше, проще и определеннее.

«Все одно в строй не поставят, покуда числюсь в денщиках, и мне то дело по уставу воинскому совсем не положено. А там видно будет, куды податься, где голову преклонить да в теплом уголке отсидеться», – успокаивал он себя, шагая по разбитой сотнями ног тропинке, вьющейся вдоль раскисшей по весне дороге, что вела из города к окраинным поселениям малоимущего люда.

4

…Мирович который день мучился от безделья, а когда Сашка уходил на рынок или по иным делам, то становилось совсем невмоготу. Время тянулось необычайно долго.

Находясь в Пруссии, он так мечтал попасть в Петербург, пробежаться по знакомым улочкам, доехать до Царского Села, Петергофа, Гатчины, встретиться со старыми знакомыми. Да и сам город частенько вспоминался ему во время длиннющих пеших переходов, коротких, как сон старика, ночевок; и даже при свисте пуль и разрывах звонко шлепающихся о землю ядер. Город, где решались судьбы многих, где случайное знакомство может повлиять на твою судьбу, где смерть и величие жили рука об руку, и стоило лишь захотеть, приложить силы – и ты взлетишь на самую вершину вслед за подхватившей тебя удачей.

«Может, так бы оно и было, не случись тогда эта злополучная дуэль с поляком Понятовским, – рассуждал Мирович, поглядывая время от времени в запотевшее окно, возле которого он обычно сидел. – Кстати, где он сейчас? Случайно слышал, будто бы из столицы его выслали под каким-то там предлогом. Оно и к лучшему…»