Он перевел взгляд на скворца, к которому присоединилось еще несколько его пернатых собратьев, принявшихся вслух обсуждать недостойное поведение хозяйского кота.

«Вот и птицы держатся сообща, помогают друг другу, я же сколько лет все один, если Сашки не считать. Но и он наверняка сбежит, случись что…»

Василия вдруг одолели нехорошие предчувствия, словно увидел дурной сон. Что-то подсказывало ему, что вскоре произойдут изменения в его жизни, которые вряд ли принесут добро…

Уже здесь, в Петербурге, во сне к нему опять являлся дед в белой казачьей свитке на плечах и длинным чубом на бритой наголо голове. Он хмурил свои кустистые брови и, как было в последнем ночном видении перед битвой при Цорндорфе, предостерегал Василия:

«Бойся, внучок, лихих людей, подведут они тебя под монастырь, сам не заметишь. Ты супротив них, что телок привязанный перед волчьей стаей: шкуру снимут и на барабан натянут. Не водись с худыми людьми. Они и меня ославили на всю жизнь, и бабку твою и детей моих довели до ручки, а теперь, видать, за тебя приняться решили. А мне отсюдова все видно…»

«А что за люди? Дедусь, скажи…» – спросил Василий, понимая, вряд ли дед ответит и перечислит всех его недругов.

«Сам поглядай. Не маленький, поди. Не бойся тех, что ругает да поносит, а тех стерегись, кто хвалить начнет и кущи небесные предлагать. От таких – беги без оглядки и не то что дружбы, знакомства дажесь не води… Все понял, внучок?»

«Понял, дедусь, поостерегусь…»

Ответить-то он ответил, пообещал поостеречься, а как распознать тех людей? Вроде никто его пока не хвалил особо, не обещал златых гор, и вряд ли найдутся такие. Но Василий верил словам деда. Он убедился за последние несколько лет – тот появлялся всегда в нужный момент, и словам его нужно верить. Он хотел было рассказать о батюшке на исповеди, но тот вряд ли смог бы объяснить и посоветовать, как себя вести в подобных случаях.

«Еще, поди, епитимью наложит за то, что я с духами общаюсь», – решил он и промолчал, носил в себе слова деда и боялся открыться хоть кому-то. Можно было бы рассказать Урсуле, но не в письме же, которое может попасть в чужие руки.

Последнее письмо от нее он получил два дня назад и перечитывал его, как только оставался один. Хотел рассказать Сашке, но тот редко находился дома, а все бегал куда-то по своим делам, обещая обязательно найти нужное снадобье, чтобы вылечить его.

5

…Сашка появился, как всегда, неожиданно и стремительно, словно за ним кто-то гнался, а он сумел улизнуть. И сиял, как начищенный медный пятак.

– Слышь, хозяин, – начал он с порога, – с рынка выхожу, значится, а мне навстречу тот офицер, что тогды с нами в Кюнсберг ехать изволили.

– Что за офицер? – наморщил лоб Мирович. – Когда это «тогды»? Изволь выражаться по-людски, а то говоришь, словно колодник беглый: «когды» да «тогды», – передразнил он своего денщика. Но тот и не думал обижаться, а затараторил дальше:

– Неужто запамятовали? Да пил он еще всю дорогу, а потом мы его на постоялом дворе оставили одного, а сами поехали к этим… Ну, как их, на мельницу, где супруга ваша жила и сынок Петенька…

– Так… – проговорил Мирович многозначительно. – Ты, видать, лучше моего знаешь, где, когда и чем я занимался, коль про сына и жену вспомнил. Кстати сказать, письмо от Аннушки получил давеча…

– И как они? Живы-здоровы?

– Слава Богу. Ты про офицера сказывай. Каков он из себя?

– Да высокий такой. Как вы же… С нами тогда ехал. Ну, вино пил все… Да ночью, на постоялом дворе мы его еще повстречали… Только сам не вспомню сейчас, как то местечко называлось.

– А-а-а… Вон ты о ком… Аполлон Ушаков, что ли? И он в Питере, выходит? – наконец вспомнил Василий своего товарища по Шляхетскому корпусу, с которым их свел случай во время поездки в Кенигсберг.

– Точно, он, – согласно подтвердил Сашка. – Имечко у него заковыристое, вот и запамятовал. Веселый такой. Меня увидел, приостановился, за рукав поймал и спрашивает этак строго: «Скажи, шельмец, откудова я тебя знаю? Не ты ли меня обокрал третьего дня возле Гостиного двора?» Ну, я и разъяснил ему все. Про вас, Василий Яковлевич, рассказал. Мол, занемог барин, ищу для него снадобье от недуга. А он и отвечает: «Знаем мы его немочи. Заеду к вам, свожу барина твоего к веселым девкам, он мигом и выздоровеет…»

– Узнаю Аполлона, – усмехнулся Василий. – Видать, не изменился за этот срок, все такой же весельчак.

– Ну, я ему разъяснил, как нас отыскать…

– Кто тебя просил? – не на шутку рассердился на него Мирович. – Не желаю никого видеть, а его тем более.

Сашка растерянно захлопал своими длинными, словно у девицы, ресницами и чуть приоткрыл рот, но не произнес ни слова.

– Ладно, чего теперь говорить! – примирительно махнул рукой Василий. – Раз рассказал, теперь обратно не воротишь. Будем надеяться, что он долго собираться к нам станет, а за это время я успею назначение в полк какой получить, и встреча наша не состоится.

– А куда обещают вас назначить? – поинтересовался Сашка. – Далеко или куда поблизости? Народ болтает, будто бы новая война ожидается. Только мне опять под пули лезть неохота. Но, опять же, и вас бросать как-то неловко…

– Кто бы знал, куда… А мне пока о том неведомо. Да, нашел на рынке, чего искал, или опять зря день провел?

– Найти пока не нашел, но встретил человека знающего, и она обещала помочь, – при этих словах Сашка отвел глаза в сторону, подумав, что зря проговорился.

– Ну-ка, ну-ка, признавайся, кто это обещал тебе на помощь прийти, – с улыбкой проговорил Василий, поскольку Сашка за все время их знакомства ни разу не завел дружбу с кем-то из женщин. А вот сейчас он густо покраснел, и это говорило о многом. – Кто она такая? Хороша собой или так себе?

– Просто девка, – пожал плечами Сашка. – Прислуга господ Апраксиных…

– Самих Апраксиных? – с удивлением переспросил Василий. – Тоже не худо. И когда ты к ним собираешься?

– Да как скажете, хоть завтра.

– Почему бы и нет? Сходи, посмотри, как добрые люди живут, от меня поклон передай. Генерал не худой начальник был, не зверствовал, как некоторые. Жаль, помер. – Мирович перекрестился. – Вечная ему память.

Сашка тоже перекрестился вслед за ним и отправился на маленькую кухонку разогревать обед, чего хозяин его самостоятельно никогда не делал и не садился обедать, пока ему не подадут. Но это для Сашки было привычным делом, главное, чтобы пули вокруг не свистели и ядра не рвались, что он переносил с трудом и не скрывал своей боязни. Не вышел из него Аника-воин, так что ж тут делать…

6

В особняке графини Аграфены Леонтьевны Апраксиной, ставшей по воле жестокого случая вдовой, за прошедшие годы произошли некоторые изменения. И хотя столь прискорбные пагубы посетили почтенное семейство, но их удручающее воздействие не могло в полной мере нарушить слаженный уклад быта, некогда заложенного и ведомого твердой рукой супруги покойного генерал-фельдмаршала.