свитере, с фигурой, способной вскружить голову даже столичному парню.

Я сделал ей вышеупомянутый комплимент, однако она была не расположена кокетничать и, когда я заговорил о себе, смерила меня взглядом, способным усмирить волчью стаю, а затем пошла за начальником.

Я мысленно приготовился к отказу. Разумеется, я не предупреждал о своем приезде – уж слишком легко сказать “нет” в трубку назойливому репортеру. И все равно шансы, что мне дадут пинок под зад, были десять против одного. И, судя по всему, пинок меня ждал отменный: в приемную вошел здоровяк по фамилии Дойл, ростом не меньше шести футов четырех дюймов, с густой рыжей бородой, делавшей его похожим скорее на дровосека, чем на капитана полиции.

Я выложил все без обиняков, и, к моему удивлению, лицо копа расплылось в улыбке. Видите ли, капитан Дойл – такой же поклонник “Тру-крайм!”, как и вы, и уже много лет читает мои романы. Признаюсь, сперва мне стало неловко из-за того, что такой великан радуется, как мальчишка, но он недавно закончил “Молитесь о трупе” и “Пушку для Золушки”[37] и остался в полном восторге от леденящих кровь убийств, хитроумных загадок и волнующих романтических сцен.

Теперь даже Беверли (так звали нашу сирену) позволила себе заинтригованно изогнуть бровь, а Дойл потряс мою руку и повел меня в комнату отдыха.

Он пообещал рассказать все, что знает, если я сохраню в секрете название города, – впрочем, знал он немногим больше моего.

Звонок поступил этим утром. Когда метель еще только начиналась, двое охотников заметили тело, спускаясь с горы. Они особенно к нему не приглядывались. Тело висело футах в десяти над землей, подобраться к нему было трудно, и… к такому и подбираться-то не хочется. Многие мужчины строят из себя крутых парней на охоте, но попроси их хоть одним глазком взглянуть на труп на дереве…

Известно ли ему что-нибудь об этих охотниках?

Капитан полиции помотал головой:

– Анонимный звонок. – А после паузы добавил: – Сейчас не сезон.

Конечно, он догадывается, кто эти неравнодушные граждане, – городок-то маленький. Но коп, штрафующий информаторов, далеко не пойдет. Здесь целые акры лесов и всего шестеро полицейских. Не в их интересах отказываться от помощи.

Я кивнул. Спросите любого городского копа, и он скажет вам то же самое.

Так или иначе, звонившие подробно описали место, где видели тело, и Дойлу оно знакомо – он и сам предпочитает охотиться в той части леса. Но, когда поступил звонок, дороги уже замело, и проехать по ним было невозможно.

Они выдвинутся завтра утром, верхом. Если хочу, они могут взять меня с собой.

Верхом. Я знал, что чутье журналиста меня не подвело.

Дойл сказал, что у него найдется для меня койка. Я не хотел злоупотреблять его гостеприимством, но он убедил меня, что так будет проще, чем заезжать за мной в единственную в городе гостиницу. Я согласился, и он позвал Беверли.

Час был поздний, и я думал, что она уже ушла. Не желает ли она задержаться еще на часок? – спросил я, когда она протянула мне сложенное одеяло.

Ответа я не получил. Беверли проводила меня до конца коридора:

– Чувствуйте себя как дома.

Так я провел ночь в единственной тюремной камере горного городка О.

СЛЕД В БАГРОВЫХ ТОНАХ

Должно быть, все дело в горном воздухе, но спал я крепко и проснулся, лишь когда в дверь камеры постучали. На место преступления мы отправимся вчетвером: Дойл, я и два сержанта, Берк и Флинн. Оба словно сошли с экрана – Берка с подбородком боксера и низкого, жилистого Флинна с изогнутыми, точно у дьявола, бровями могли бы сыграть Богарт и Кэгни[38].

Полицейские взяли с собой собак – немецких овчарок, вдвое мускулистее наших столичных ищеек.

Конюшня располагалась на окраине города. Я давно не ездил верхом, но быстро приноровился. Лошади и впрямь оказались незаменимы: с каждым шагом сугробы становились все глубже.

Сначала мы ехали полем, и повсюду простирались фермерские угодья, затем дорога ушла в лес. Постройки стали встречаться все реже, да и то лишь сельские дома и ветхие амбары. Какие тайны скрывались внутри? Мне вспомнились городские кварталы, где местные выглядывают из-за занавесок, когда полицейские проезжают мимо, и держат свои секреты при себе.

В дороге мы разговаривали. Дойл расспрашивал меня о сюжете “Смерти в отпуске”, и, должен вам сказать, по мнению блюстителя порядка, это будет моя самая лихо закрученная история. Я, в свою очередь, спрашивал о земле. Узнай землю – и узнаешь убийцу. Человек – продукт среды, в которой вырос, будь он честным малым или психопатом.

В ответ капитан прочел небольшую лекцию по истории. Дойлы живут в этом городе вот уже четыре поколения – и столько же носят полицейский значок. Когда-то здешние поля приносили богатые урожаи, но примерно сто лет назад фермерское хозяйство пришло в упадок. Фермы сменились особняками, но и те опустели, когда у баронов-разбойников[39] появились новые интересы. Лишь недавно эти края заново открыли приезжие из больших городов, и поначалу отношения с местными у них не заладились, но для строительства и ремонта домов потребовалось столько рабочей силы, что было бы глупо кусать руку, которая тебя кормит. Землю расчищали и бросали, расчищали и бросали. Теперь на месте заброшенных полей вновь разбивают лужайки.

Прежде Дойл возился с конокрадами и выпивохами. Нынче он пополняет городскую казну, штрафуя приезжих за превышение скорости. Место, где обнаружили тело, – один из немногих нетронутых участков леса, что делает его прекрасным уголком для охоты.

Тем временем мы добрались до конца большака, откуда ответвлялась подъездная дорожка, ведущая к разлапистому желтому дому. Мы двинулись дальше, вглубь леса. В снегу не было даже тропинки – во всяком случае, я ничего не видел, – но Дойл и его парни знали окрестности как свои пять пальцев.

Собаки бегали сами по себе, то уносясь вперед по сугробам, то возвращаясь. Низкие ветви дважды сбивали с меня шляпу, будто со школьника, забывшего снять кепку в знак уважения к старшим. Стояла тишина, камни и сучки покоились под белой пеленой – зимняя сказка, такая прекрасная, что легко забыть: под всем этим великолепием земля пропитана смертью.

Внезапно собаки остановились и залаяли.

Лишь когда мы подобрались поближе, я смог разглядеть, на что они смотрят, – в небе был труп.

(Следующие несколько абзацев чувствительным натурам лучше пропустить: хотя я повидал немало ужасов, при виде такого даже мои стальные нервы готовы были сдать.)

Представьте, если угодно, дерево, залитое кровью.

В пятнадцати футах над землей, в развилке между ветвями старого дуба, висело заметенное снегом тело с вывалившимися наружу внутренностями. Кровь покрывала кору, заполняла ее трещинки и впадинки, сверкала алыми сосульками. Как по сигналу, Флинн и Дойл начертили в воздухе